– На что? – быстро перебила Марина.

Он не улыбнулся, ответил с каменным лицом:

– На возможность сделать вашу участь гораздо менеетрагической...

И повернулся к двери. Вновь изменился в мгновение ока: чутьли не пополам согнулся в поклоне, снова стал ниже ростом и вроде бы искреннепытался стать совершеннейшей крохотулькой, на два пальца от пола...

Сначала вошли два здоровенных и колоритных субъекта – усачив просторных шароварах и подобии расшитых жилеток на голое тело, наголо бритыеголовы, рожи разбойников с большой дороги, а мускулы такие, что разбираться сэтими приятными людьми следует с помощью пулемета и издали.

Оба бесшумно – босые были – заняли позицию у Марины заспиной, придвинулись совсем близко.

Послышалось легкое, мелодичное звяканье, и в дверяхпоявилась особа совсем иного рода. Девица лет пятнадцати, напоминавшая ожившуюкуклу: воздушный наряд из чего-то белого и розового, в распущенных черныхволосах поблескивают золотые цепочки и сверкают самоцветы, а звяканье, каксразу выяснилось, исходит от многочисленных браслетов на тонких руках.Невероятно ухоженная была девица, с первого взгляда ясно, и очаровательная –фея из восточных сказок. Вот только смазливая мордашка была, пожалуй что,неприятная: не злая, не сердитая, даже не угрюмая, но личико исполнено вовсе ужзапредельной спеси, превосходящей всякое разумение настолько, что онапереходила в полнейшую отрешенность. Словно на всем белом свете существовала вкачестве полноправной человеческой личности только эта кукла, а все безисключения остальные индивидуумы были даже не пылью под ногами – чем-то ещепрезреннее и незначительнее. Марину даже некоторое смятение прошибло – это неклассическая балованная дочка властного папы, даже не капризная восточнаяцаревна из сказок, нечто похлеще...

Она подошла вплотную и долго разглядывала Марину – глазищачерные, огромные, красивые, но опять-таки отрешенные настолько, что ни тенимыслей в них не читается... Под наркотой? Нет, все еще хуже, она по характерутакая...

Принцесса из сказки что-то небрежно бросила на том женепонятном языке – и кто-то из стоявших за спиной, уронив на плечи громадныеладони, опрокинул Марину навзничь. Лежать на скованных за спиной руках былонеприятно, но она терпела.

Девчонка грациозным движением опустилась перед ней накорточки – пахнуло сложным ароматом, для которого наиболее подходило невульгарные «духи», а «благовония», преспокойно спустила Маринин балахон с плечеще больше, погладила шею, голую грудь, плечи. Марине стало самую чуточкужутковато – в этих умелых прикосновениях не было ни тени интереса, желания илихотя бы примитивной развращенности. Что-то совсем другое. Капризному ребенку, укоторого тысяча кукол, подарили тысяча первую, и он ее лениво трогает, вовсе несобираясь играть...

Тонкие пальчики, унизанные кольцами с огромными драгоценнымикамнями, бесцеремонно подняли подол, прошлись по животу, сомкнулись ниже,изучая с отрешенным бесстыдством. Хорошенькие дела, подумала Марина сердито.Это что же, для этой куклы меня в игрушки предназначили? Вообще-то, ситуацияотнюдь не угрожающая, наоборот – вряд ли она будет забавляться по полной вприсутствии всей этой своры, в какую-нибудь опочивальню отведут, и окажемся мытам совершенно наедине. И вот тогда можно без всяких церемоний сгрести этупаршивку за лебединую шейку, крикнуть холуев и поставить вопрос ребром.Чрезвычайно похожа на любимую дочку хана. А значит, идеальная заложница:луну с неба можно требовать, держа у этой лилейной шейки грубый и прозаическийосколок хрустального кувшина...

Марина даже повеселела, послушно раздвинув ноги поднедвусмысленным напором тонких пальчиков. Но особого продолжения не получилось– красоточка вдруг убрала руки, выпрямилась и, направляясь к двери в шорохешелков, звяканьи браслетов и благоухании ароматов, бросила Гюнешу, необорачиваясь:

– Маймун...

Вот и гадай теперь, что это означает! Следом за девицейбесшумно просквозили великаны-телохранители. Марина рывком поднялась с жесткогопола, вновь встала на колени, привалившись плечом к стене. Спросила язвительно:

– Хотите сказать, она меня трахать будет? По ухваткам видно,умелая... Папа знает, как она тут забавляется?

Вместо ответа Гюнеш, ухватив ее за плечи, поднял на ноги.Мотнул головой в сторону двери и, отбросив прежнюю цветистость в изъяснениях,сказал сухо:

– Идите...

За дверью ждали еще двое в зеленой форме без знаков различияи кобурами на поясе. Коридор был не такой убогий, как камера, но все же заметноуступал в роскоши тем, по которым их вели сначала. Окон не было, повсюдуплафоны – подвал, точно... Пройдя метров двадцать, они вошли в комнату,где торчали две пожилые восточные бабы, – здоровенные такие бабищи, подстать мужику, с физиономиями то ли тупыми, то ли исполненными служебногорвения, исключающего собственный интеллект.

Вот уж на что не походила комната, так это на пыточную –повсюду высокие зеркала, какие-то красивые ларцы, прозрачные откупоренные,приятно пахнущие флаконы...

Гюнеш повозился за спиной у Марины, снял с нее наручники.Толкнул вперед, а сам остался стоять у двери, как и двое конвоиров.

Бабищи принялись за нее сноровисто – мигом содрали балахон,толкнули на мягкий стульчик, и она послушно уселась, не выходя пока что изобраза слабой девицы – к ней подступали не с палаческими клещами, а с красивымигребнями из какой-то желтой кости.

Прошло довольно много времени, прежде чем Марине велелиподняться, подхватив под мышки, подтолкнули к зеркалу во всю стену. Онаоглядела себя, в общем, не без затаенного удовольствия: что ни говори, недурнадевочка... Коротенькое белое платьице на голое тело, едва прикрывающее бедра, сбольшим вырезом, на ниточках-бретельках из золотого шнура, идеально расчесанныеволосы перевиты золотыми цепочками и чем-то похожим на жемчужные нити, схваченызолотым обручем с кучей висюлек, талия в несколько раз обмотана ожерельем, кучаукрашений – серьги, кольца, затейливый причиндал вокруг шеи, и все это изнастоящего золота, с настоящими крупными камнями. Губы накрасили, ресницыподвели, с лицом мастерски поработали отличной косметикой. Одним словом,идеальный кадр для барской постели, игрушечка – загляденье... Даже Гюнешапроняло, хоть и пытается делать вид, что невозмутим, так и зыркает сбесплодными мечтаньями во взоре...

Чтобы подразнить его, Марина обернулась, послала невыносимотомный взгляд:

– Что, хороша? Только, боюсь, не тебе придется мне ножкираздвигать...

– К сожалению, именно так и обстоит, – отозвался он небез злости. – Надеюсь, тебе понравится...

Марина пытливо взглянула на него, но не смогла определить,какой смысл за этой репликой кроется. А, ладно! Все эти приготовления могутозначать одно: сейчас отведут в спальню, чтобы кто-то позабавился... точнее,попытался позабавиться. Даже если это будет не давешняя надменная соплюшка, акакой-нибудь вельможа, сам хан или, мать его за ногу, визирь какой-нибудь (какеще звались в «Тысяче и одной ночи» ихние шишки?), дело кончится тем жесамым – в умелых руках Марины окажется солидный заложник. Ручаться можно,в этих великолепных хоромах сроду не захватывали в заложники никого извельможных обитателей – а значит, кудахтать будут, как перепуганные курицы,метаться столь же бессмысленно, прежде чем поймут, что следует не валять дуракаи соглашаться на выдвинутые требования. Интересно, куда Каразина определили?Ладно, там будет видно. Выясним...