Ее повела по коридору та же троица – Гюнеш со своимиподчиненными. Шли недолго, остановились перед дверью, самой обычной на вид.Рядом с ней стоял какой-то предмет, Гюнеш его тут же взял, сунул Марине в руку:

– Прошу, очаровательная...

То ли дубинка, то ли жезл – деревянная рукоятка, резная,золоченая, увенчанная шаром величиной с кулак, довольно-таки тяжелым, судя повесу, то ли позолоченный свинец, то ли натуральное золото. Вполне вероятно,второе – хозяин здешний не бедствует, сухой корочкой не питается, всем металлампредпочитает тот, что принято именовать презренным...

Она сжала неведомую штуку в руке, чуть качнула ею.Вообще-то, вполне приличное оружие, которым можно надежно отоварить, а с ее-тоумением обращаться со всем, что только можно использовать в качестве вышибаниядуши из ближнего своего, получится и вовсе жутко... Одного удара достаточно.

Обернувшись к Гюнешу, покачивая в руке эту, пожалуй что,булаву, она спросила с самым невинным видом:

– Это что, мне? Вот эта штуковина?

– Ну, разумеется.

– А вы не боитесь, что я ею двину по башке того... или ту,что меня собирается использовать в качестве сексуальной игрушечки?

Впервые за все время их знакомства он улыбнулся – да нет,ухмыльнулся, даже оскалился:

– Да с полным удовольствием! Для этого вам ее и дали, мояпрелесть...

Распахнул дверь и сильным толчком вытолкнул Марину всоседнее помещение. Дверь тут же захлопнулась за ее спиной, все трое конвоировостались по ту сторону.

Марина недоуменно огляделась. Она оказалась в обширномпомещении, больше всего напоминавшем гимнастический зал: окна под самымпотолком, все зарешечены, с потолка там и сям свисает не менее двух десятков канатов,повсюду видны то странные сооружения из огромных кубов, то вертикальныелесенки, то лежачие трубы, открытые с обеих концов. И прочее, и тому подобное.Что ни возьми, явно предназначено для того, чтобы по нему лазили, карабкались,взбирались, выделывали разнообразные упражнения...

Она сделала несколько шагов в сторону причудливойконструкции, словно бы возведенной ополоумевшим архитектором в самый разгарболезни: дикое переплетение лесенок, уступов, площадочек... Остальные не лучше.Шаги гулко стучали в большом зале – и он нисколечко не походил на спальнюраспаленного сластолюбца (или сластолюбицы, учитывая повадки соплюшки). Ну,мало ли какие причуды у распущенных восточных сатрапов? Может, здешний хозяинвозбудиться способен, исключительно примостив случайную одалиску вверх ногамина этой вот перекладине, а сам, выбрав не менее экзотическую позу...

Марина подняла голову. Почти в центре стены, перед которойона остановилась, красовался небольшой балкон с изящным золоченым ограждениемна высоте не более двух метров, и там стояло мягкое кресло, одно-единственное,хотя места хватило бы для полудюжины. За креслом виднелась раковинообразнаядверь.

Она внезапно отодвинулась, на балкончик вышла спесиваясоплюшка, опустилась в кресло привычно, непринужденно, а по бокам тут же всталиоба экзотических мордоворота. Мероприятие, кажется, начинается, отметилаМарина. Вот только какое?

Подняла голову и громко спросила:

– Ну, а дальше-то что? Танец живота тебе сплясать?

Красоточка ее проигнорировала, сидела, надменно откинувголову, глядя поверх головы Марины.

В дальнем конце зала что-то протяжно скрипнуло, Маринамоментально развернулась туда. Послышалось громкое металлическое лязганье,быстро приближавшееся.

Дверь – Марина ее сразу заметила – ушла вверх, и в образовавшемсяпроеме появилось что-то темное, живое, большое, лязг железа сопровождал егонеотступно. Непонятное что-то, определенно не человек...

Дверь упала со стуком, закрыв проем, а в зале осталасьогромная обезьянища с длинной собачьей мордой, гораздо меньше гориллы, но всеравно, не уступавшая в размерах человеку. Она-то и звякала – ее задние ипередние лапы были украшены тонкой стальной цепью, достаточно длинной, чтобы немешать движениям, но все же настолько короткой, чтобы их изрядно ограничивать.

Тьфу ты, подумала Марина, да ведь это павиан, точно. Что задела?

Обезьяна сделала несколько шагов в ее сторону, лязгая ипогромыхивая цепями, не пытаясь от них освободиться. Походило на то, что онапривыкла уже разгуливать с подобными украшениями – движется так, словнопрекрасно понимает, каковы рамки свободы...

Морда у павиана была насквозь неприятная, таращилсямаленькими буркалами и тихонько ворчал. На шее у него красовался ажурныйзолотой ошейник, а на передних лапах широкие браслеты, такие же ажурные.

Услышав шум наверху, Марина подняла голову. Очаровательнаяпаршивка оживилась, мгновенно стряхнув с себя сонную одурь, подскочила кперилам, вцепилась в них – от резких движений ее многочисленные браслетыподняли ожесточенный перезвон. На кукольном личике выступил румянец, девчонкакрикнула звонко и весело:

– Маймун, шани бараш!

Встрепенувшись, все еще вглядываясь в Марину неприкрытовраждебно, обезьян подпрыгнул на месте, стукнул передними лапами по полу, взмылна дыбки. Девчонка орала сверху что-то напоминавшее команду.

Павиан, полное впечатление, взвыло т в е т н о и запрыгал на месте, ворча,взвизгивая, скалясь. С балкончика послышался беззаботный серебристый смех.

– Маймун, гара бараш!

И вот тут Марине стало не по себе. Воочию убедилась, чтоперед ней не обезьяна, а именно обезьян – пенис у него вздыбился, какполицейская дубинка, не уступая ей размерами.

Новая азартная команда сверху – и павиан двинулся к Маринецелеустремленно: не останавливаясь, звеня цепями, скалясь, яростно почесываясвое немаленькое достоинство.

Только теперь до Марины дошло, к чему идет дело, и чем всекончится, если обезьян ее сграбастает. Никаких сомнений не оставалось – ненужно знать обезьяньи повадки в совершенстве, достаточно взглянуть на егоморду, ужимки и торчащий агрегат.

На миг ее захлестнул слепой, нерассуждающий ужас – это дажедля нее было чересчур. Она вспомнила парочку подпольных порнофильмов в стиле«реалити» и содрогнулась от страха. Обезьянища выглядит сильной, как бульдозер,тут даже тренированный человек вроде нее не справится, если дойдет до борьбыврукопашную – есть свои пределы у человеческой ловкости...

Несколько секунд она стояла в совершеннейшей растерянности,а павиан довольно бодренько косолапил к ней, звеня цепями и недвусмысленнообозначая намерения.

Потом словно что-то щелкнуло в мозгу, и она перестала бытьцивилизованным человеком, как не раз случалось, стала дикаркой, управляемойлишь инстинктами. А самый сильный из них – инстинкт самосохранения...

Мысли в голове проносились с невероятной скоростью, ага, нуконечно, вот так она развлекается, сучонка... цепи ограничивают подвижность,иначе все слишком быстро кончится, и будет неинтересно… обычная, случайнаяжертва ничем себе не поможет, так что дубинка скорее символ, чтобы случайнаяжертва хоть самую чуточку походила на амазонку...