Гюнеш отчаянно заорал что-то, и дверь моментально закрыли,шевеление за ней прекратилось, хотя наверняка никто не ушел, так там и остался.

– Ну что, – сказала Марина, – зови своего славногохана, потолкуем...

– Светлого хана нет во дворце...

– Ну тогда придется с тобой договариваться, – сказалаМарина. – Потому что, чует мое сердце, в этой ситуации ты главный за всеответственный... С тобой и толковать.

– Кто ты такая? – вскрикнул он, весь белый.

– А какая тебе, на хрен, разница? – философски спросилаМарина. – К чему такие подробности? Лучше давай обсуждать дальнейшуюсудьбу этой сучки...

– Сама ты... – пискнула пленница и тут же умолкла, придушеннаячеренком булавы.

– Ах, во-от как? – усмехнулась Марина. – Мы,оказывается, умеем и по-человечески изъясняться? – она чуточку отвелачеренок: – Эй ты, паскудка бледная, как тебя зовут?

– Айгюль... – пролепетала ханская дочка.

– Хан – твой папа?

– Да... Отпусти, и тебя не тронут...

Двумя пальцами Марина прижала ей горло, посчитав, что узналадостаточно. По-прежнему зорко держа краем глаза дверь за спиной, чтобы недостали с той стороны, просчитав кое-какие варианты на тот случай, если все жесдуру ворвутся, громко сказала:

– Гюнеш, между прочим, мне уже приходилось убивать людей, иу меня это неплохо получается. Вот эти твари, – она подбородком указалавниз, – далеко не первые... Я специально вношу полную ясность, чтобы ты нестроил иллюзий. По-моему, все козыри на руках у меня. Тебе понятно слово«козыри», обезьяна?

Судя по его мятущемуся взгляду, он лихорадочно искал выходи, конечно, не находил. Любому мало-мальски сообразительному человеку ясно:ханская дочка влипла крепко...

С бледным, напряженным лицом он произнес, пытаясь оставатьсяспокойным и рассудительным:

– Ты даже не представляешь, с кем связываешься и что тебяждет, если...

– Ну и что? – безмятежно пожала Марина плечами. –Дураку ясно, что фантазия у вас по-садистски буйная, к чему толковать одеталях? Любезный мой Гюнеш, свет очей моих... как там у вас еще плетуткрасивости? В общем, в твоих рассуждениях есть один единственный, но чертовскисущественный изъян: можете меня на кусочки резать и шкуру сдирать лоскутиками –но, что бы вы ни придумали, это будет п о т о м... Послетого, как эта кукла сдохнет. А если она сдохнет, есть у меня стойкиеподозрения, что твой славный хан рассвирепеет не на шутку. И шкуру будутдрать с нас обоих, на одном пыточном станке. И, думается мне, не только с нас... –она широко, весело улыбнулась. – У меня, по крайней мере, яиц нет, ау тебя есть, и насчет них хан обязательно придумает что-нибудь изысканное...Как думаешь? Я на месте хана, узнав, что моей ненаглядной доченьке свернули шеюкак цыпленочку, всех до единого здесь порезала бы на кусочки...

Насколько можно было судить по его лицу, он в глубине душибыл с Мариной полностью согласен насчет грядущих невеселых перспектив.И безусловно не считал хана светочем доброты. Какая тут доброта, когдаоставил дочушку на верных людей, а они допустили, чтобы ее прикончили...

– Что ты хочешь? – спросил он угрюмо.

– Ты такой дурак, что не можешь догадаться? Не глупи!

– Отпусти ее, и можете оба убираться.

– Нет, ты, точно, придурок, – сказала Марина. –Или меня считаешь законченной дурой? Дружок, я людям верить, особенно таким какты, особенно в такой вот ситуации разучилась черт-те сколько лет назад...

– Ну, и что ты предлагаешь?

– Вот это уже похоже на серьезный деловой разговор, –кивнула Марина и наглядности ради поддала девчонке костяшками пальцев попочкам, чтобы возопила должным образом. – Никаких штучек с газом, понятнотебе? Там, в этой вашей... комнате для гостей все удалось потому, что мнепшикнули прямо в лицо с близкого расстояния. З д е с ь этотномер не пройдет. Если на балкон пустят газ, у меня непременно будет парасекунд, чтобы свернуть ей шею. Я права? Я права, выблядок бесхвостый?

– Ну, допустим...

– Не «допустим», а точно, – сказала Маринажестко. – Я успею, чем хочешь клянусь... В общем, никаких шуточек сгазом или снайперами. Вряд ли у вас тут отыщутся толковые снайперы... но тыпонимаешь, в общих чертах, что я имею в виду? Я в л ю б о мслучае успею свернуть ей шею.

– Короче! – вскрикнул он напряженно. – Что тыхочешь?

– За дверью, что у меня за спиной, надо полагать, коридор?Считаю до ста. Потом открываю дверь и выхожу. И чтобы в коридоре не былони одной живой души. Пусть вся твоя свора попрячется, куда там им удобнее. Вкоридор – моего спутника и все мои вещи – одежду, оружие, карту. Все допоследней мелочи. И кроме того, автомат с парой-тройкой магазинов. Прямо укрыльца – машина с полным баком. И никаких фокусов, пока мы будем к нейидти! Я заведу мотор, вы все попрячетесь... и только тогда, никак не раньше,вытолкну эту сучонку из машины. Ну, а что там у вас будет дальше с вашимславным ханом, меня, по правде, нисколечко не интересует... как и тебя неинтересовало бы на моем месте... Все. Главное, без штучек! Ты меня хорошопонял? Все, до единого слова?

– Я понял, – отозвался он угрюмо.

– Ну, так какого хрена стоишь? Бегом, живенько!

– А почему я должен тебе верить, что ты ее отпустишь?

Марина форменным образом осклабилась:

– А у тебя есть выбор, о достойнейший? Выбор у тебя есть,спрашиваю? То-то... Ну, не стой, как член! Шевели ножками! Я начинаю считать:один, два, три...

И еще раз энергичным тычком под ребра заставилаочаровательную Айгюль заверещать от нешуточной боли. Похоже, этот вопльокончательно оборвал колебания Гюнеша и подвигнул его к действиям.

– Я все сделаю! Только не трогай девчонку, стойспокойно! – отчаянно крикнул он, махнул своим и опрометью кинулся в тудверь, откуда они все и выбежали.

Его люди бросились следом, в зале стало тихо, как в могиле.За дверью тоже стояла напряженная тишина, даже шуршанья не слышно.

Айгюль всхлипнула, слабо трепыхнулась в руках Марины:

– Пожалуйста... Мне страшно...

– Утютюшеньки! – сказала Марина без малейшегораздражения. – Какие слова мы, оказывается, знаем, когда припечет,«пожалуйста»... Не трясись, паршивка. Это еще не страх, вот когда ты со мнойпоближе познакомишься, тогда и начнется настоящий страх, а пока что цветочки...Ладно, некогда нам пустословить. Пошли. И смотри у меня...

Толкнув ногой дверь, она вышла в коридор, прижимая к себепленницу и надежно держа ее лебединую шейку в захвате. В коридоре было пусто,хотя поблизости, конечно же, слышались перешептывания, звук растерянноготопанья на месте, а также истерические женские причитания на непонятном языке –переполох разрастался, как и следовало ожидать, прислуга в полной мере осознала,во что вляпалась...