– Хорошо, – снова перебил я Прокеша. – Вот матрица прошлого разума добралась до человечества. Что произойдет?

– Что происходит, когда в организм попадает вирус? По всей видимости, матрица-спора начнет модулировать носителя с определенной целью. А цель только одна – мультиплицировать, размножиться настолько, чтобы не подлаживаться под среду обитания, а стать средой обитания. Для этого нужна унификация особей носителей, полное их подчинение матрице, отказ от своих приоритетных или естественных структур. Это – с одной стороны. Что-то вроде муравейника, образующего сверхразум, но без малейшего проблеска разума в каждом члене.

– Вот пусть в муравейник и вселяется! – заявил Глеб.

– Пусть, – согласился Прокеш. – Но рано или поздно настанет очередь других. Муравьи надежное, но грубое сырье.

– Мы, значит, тоже сырье? – вскинулся Глеб.

– Подожди, Глеб, – остановил я его. – Все это, вы сказали, с одной стороны. А с другой?

– А с другой – наоборот. Полная индивидуализация, распад связей, оголтелый эгоизм и дискоммуникабельность.

– Зачем, зачем все это нужно? – вскричал Глеб.

– Возможно, реализуется двойная программа – возродиться либо, как говаривали в старину, хлопнуть, уходя, дверью.

Глеб с сомнением покачал головой.

– Мне почему-то кажется, – начал я, дождался, пока он посмотрит на меня, – что если мы поговорим еще час или два, то у вас возникнут более интересные идеи и гипотезы. Профессиональные навыки, так ведь?

Глаза у Прокеша заблестели, он несколько раз беззвучно хлопнул в ладоши.

– Браво! Я не раз говорил Миронову, чтобы он присмотрелся к тебе. Из тебя точно выйдет толк!

Я даже не моргнул.

Прокеш тяжело поднялся с места, взялся за спинку кресла.

– Если хотите, я построю вам еще несколько изящных гипотез. Но одно будет повторяться в них с удручающей монотонностью – из прошлого к нам идет некое зло. Зло для нас. Опасность. Скользит черная тень, идет черная эстафета от века к веку. Возможно, ей мы обязаны худшими страницами нашей истории. Возможно, что нет. Возможно, человеческий прогресс – лучший заслон против этой тени. Возможно, наоборот. Не знаю.

– Как это зло могло попасть в наши благополучные времена? – спросил я и тут же прикусил губу.

Ответ был единственным.

Прокеш печально посмотрел на меня.

– Ты что, не понимаешь? – возбужденно и громко зашептал Глеб. – Он намекает на Происшествие!

– Нет, почему же, – спокойно ответил я, – понимаю. Эта тень, матрица или вирус воспользовалась благоприятными стечениями обстоятельств и скользнула к нам. Не зря Коробов переправлял свои записи мне, возможно, он меня и считал «дважды проснувшимся». Но я не понимаю одного, вернее, двух. Первое – как ваше построение объясняет собранные за эти годы странности и противоречия всей этой истории? Второе – кто конкретно из участников является носителем матрицы-споры? Все или кто-то один?

– Ну что ж, ты спросил – я отвечу. Причина, смысл Происшествия не имеют никакого значения! Как хочешь, так и назови: хроноклазмом, темпоральной флуктуацией, а хочешь – дискриминацией оператора энтропии не в смысле Пригожина, и не спрашивай меня, что все это значит. За справками – к Покровскому. Что-то случилось – вот отправная точка! А все являются носителем или один? Ты знаешь, как внимательно я присматривался ко всем вам. Больше всех – к Коробову. Но теперь, после долгих лет тыканья вслепую, я могу точно сказать, что и кто носитель матрицы. Вернее, носительница…

– А-а, – протянул я, – вы имеете в виду Валентину?

– Нет, – резко ответил он, – я имею в виду обучающую систему ОС-12.

Пожаловавшись на головную боль, Прокеш взобрался на свое место и, кряхтя, лег. У меня тоже побаливала голова. Один из двигателей был в десинхроне. Сбивчивый, слабый гул проникал к пассажирским гирляндам и очень раздражал. В пультовой меня сочувственно выслушали, посетовали на старость корабля – еще несколько рейсов, и их переведут на грузопотоки, а пока, сами понимаете, сколько народу надо переправить на Марс, строительство идет полным ходом…

Я вернулся пешком – лифты гоняли между багажными секциями, пытались сместить центровку и немного сбить десинхрон.

Мои слова Прокеш воспринял равнодушно.

Он сильно сдал за последние дни. Постарел. Прорезались морщины, ранее незаметные, глаза потускнели, а живот опал.

Скоро выйдем на орбиту Фобоса. Начнется толчея на местных «лайбах». Обычно я последние часы провожу спокойно, зуда нетерпения нет, стараюсь больше спать и ни о чем не думать. Но сейчас это не удавалось. Наоборот, снова и снова вспоминались слова и дела последних дней на Земле…

После того как Прокеш обвинил во всем ОС-12, произошел маленький взрыв. На миг стало тихо, Глеб странно сжал губы, но щеки его все раздувались, набухали, и вдруг он грохнул оглушительным хохотом. Он смеялся взахлеб, утирал слезы и снова ржал. Глядя на него, засмеялся и я, но тут же замолчал, испугавшись злого смеха.

Я злился на Прокеша, на Валентину, на весь мир, меня распирало от злости, словно кто-то сидел, запертый во мне, и пытался выбраться, но ему удавалось лишь изойти смехом.

Злился на себя – уже четвертый десяток, а я все еще никто, и если бы не странное событие много лет назад, то так бы и остался никем. Интерес ко мне экспертов, мотиваторов и прочих – это интерес холодных экспериментаторов. Следующая мысль – ну и что? Кем я был и чем становился, какие у меня были планы, замыслы? Да никаких! Работал, жил, гулял и веселился, и так с большим удовольствием провеселился бы всю жизнь, если бы не Происшествие, внесшее в эту самую жизнь затравку необычного, закваску тайны. Но тайна прокисла, необычное оказалось досужими вымыслами писателя-фантаста.

Я собрался вывалить ворох злых мыслей на Прокеша, но Глеб неожиданно утих и, отдуваясь, еле произнес:

– В-в-вы меня убьете… В-вашу носительницу матрицы собирал и налаживал мой друг Йорг Лаутербах, а транспьютерные блоки один за другим испытывал и коммутировал я своими руками. Йорг сейчас в Москве, а руки могу предъявить, вот они, ручки… – Он повертел растопыренными пальцами перед лицом Прокеша.

– Обучающая система двенадцатой модели – самая заурядная, – медленно произнес я и позволил себе поднять вверх палец – жест Валентины, – и для перемещений во времени она так же приспособлена, как, скажем… – я огляделся, – вот этот стол для полета на Марс. Причем у стола шансов больше.

– Что мы знаем о перемещениях во времени? – еле слышно пробормотал Прокеш и с опасливым интересом глянул на стол.

– Кроме того, – продолжал я, – именно вы очень убедительно высмеяли домыслы кого-то из группы Покровского о том, что ОС-12 – машина времени. Помните, «вечер воспоминаний» на Марсе?

– Мало ли что я высмеивал тогда? К тому же разве я назвал ОС-12 машиной времени? Ну, ладно! Молодежь имеет право немного поиздеваться над старым глупым Прокешем. Но старый Прокеш не так глуп, как вы надеетесь. И глупый Прокеш не так стар, как вам кажется. Кто из вас скажет, была ли подключена ОС-12 к Сети во время тестового прогона?