чтобы попросить снова объяснить. Эти звонки меня очень беспокоили, поскольку я чувствовал себя преследуемым полицией, я думал, что меня могут арестовать. В глубине души я не боялся, наоборот. Я был готов принять то, что последует, поскольку в моей песне я уже затронул суть того, что я носил в своем сердце много лет. Они могли делать то, что они хотели. Но я был в стрессе от того, что не знал, когда и как это произойдёт.

В интервью, которое я согласился дать 13 марта 2014 года проправительственному журналу Igihe.com, я объяснил свое понимание страдания. Я сказал, что страдание – это что-то объединяющее не только жизнь творения, но также и Творца. Бог страдает от греховной сущности мира, и Иисус страдал, он много плакал перед своей смертью на кресте. Но страдание – это чувство, и мы должны его искать, находить и понимать. Для меня страдание – это нечто значимое в жизни каждого человека. Оно сопровождает жизнь человека для того, чтобы человек мог превзойти себя и подчинить свою природу. Если бы мы не знали страдания, то мы бы никогда не узнали счастье прощения.

Я не хочу сказать, что страдание есть необходимость, но я считаю, что оно неизбежно и что оно может быть школой прощения, сострадания и победы над нашей греховной человеческой природой при помощи божественных ценностей, которые нам ведомы.

В продолжение этого объяснения страдания, я ответил журналисту, спросившему меня о третьем куплете моей песни, что «геноцид, в котором я выжил, а также трудная жизнь, которую я прожил, не должны стать причиной того, чтобы оттолкнуть других, стать эгоистом или замкнуться в себе, чтобы ненавидеть, желать отомстить геноцидерам.

Наоборот, пережитое страдание должно стать для меня прекрасной школой сострадания, милосердия и примирения».

Затем журналист спросил меня о четвертом куплете песни, в котором я говорю, что «Я руандиец» должно предшествовать «Я человек». В этом куплете я критикую национальную программу «Ndi umunyarwanda» (Я руандиец), с помощью которой правительство призывает всех хуту просить прощения за роль, которую сыграл их «этнос» в геноциде.

Отвечая журналисту, я утверждал превосходство человечности над руандийскостью. «В мире живет много людей, которые не являются руандийцами, но в руандийце вы не найдёте ничего такого, что не было бы человеческим. Это говорит о том, что наши человеческие качества превосходят нашу национальную идентичность. Если я четко и ясно утверждаю, что я руандиец, и это заглушает голос, которым я провозглашаю свою человеческую сущность, моя речь не будет благосклонно воспринята конголезцами. Это может создать дистанцию и усилить тенденции, которые могут испортить наши братские отношения. Да, я руандиец, это факт и я горд этим, но я хотел бы, в первую очередь, чтобы не руандийцы знали и чувствовали, что то общее, что нас объединяет – человечность, гораздо больше и существенней, чем наша национальная идентичность. Я искренне думаю, что китаец, американец, француз, русский, сириец или житель Центральной Африки – все братья по человечности. Наши различные национальности и культуры есть лишь различные цвета, которые украшают наш прекрасный и большой дом – человечество.

17. Свобода выражения – ценность, почти не существующая в Руанде

В начале марта Жерар Ниёмугабо, мой друг-учёный, которого я обычно приглашал на мои телевизионные межрелигиозные дебаты в течение двух лет, рассказал мне, что ходят слухи о приближающейся войне, и о том, что у него есть доказательства этого. Мне стало любопытно. Если его доказательства меня убедят, сказал я себе, то я быстро найду способ уехать в Европу со своей семьёй.

Тогда я спросил Жерара: «О каких доказательствах ты говоришь?»

– Я говорил как-то с одним человеком, который учился со мной в университете, а сейчас он присоединился к РНК (Руандийский национальный конгресс). Он мне сообщил все новости.

– Ах, так? А кто он?

– Один тип, которого зовут Санкара. Его настоящее имя Каликст Нсабимана. Он тоже выживший в геноциде, и ему нравятся твои песни. Он всегда меня спрашивает, можно ли ему поговорить с тобой.

– А ты с ним как разговаривал?

– По ватсапу.

– Хорошо. Дай мне его номер.

Я никогда не боялся говорить с людьми из оппозиции, наоборот, я находил это необходимым. Но из-за того, что нам препятствуют говорить с оппозицией, я всегда думал, что правительство от нас что-то скрывает. Говорить с оппозицией – это не преступление, и какие бы репрессии ни применяло правительство, я всегда останусь при этом мнении.

Я беседовал с Санкарой по ватсапу восемь дней (с 10 по 18 марта) вечерами после моей работы. В этих дискуссиях, очень критичных по отношению к режиму, Санкара не смог меня убедить, что они на самом деле хотят начать войну против режима Кагаме.

В то же время мои последние христианские песни продолжали вызывать крики ярости и пламенных возражений, особенно со стороны верхушки власти.

17 марта 2014 года в своей речи на церемонии посвящения новых офицеров полиции в Гишари (на Востоке Руанды) Президент Кагаме прямо сказал обо мне: «Кизито Михиго не тот певец, который делает приятное врагам страны…»

Для нашего дорогого Президента и его политической семьи все, кто не согласен с его политикой и решается ее критиковать, – это враги страны. Когда я услышал его фразу о «певце, который делает приятное врагам страны», я понял, что он говорит обо мне, поскольку мои последние песни были хорошо приняты оппозицией. Я понимал, что режим собирается напасть на меня, но еще не знал, как это будет сделано. Обычно, когда Кагаме критикует вас в своих речах, это дает зеленый свет его службам На самом деле, насколько Кагаме и его РПФ опасаются критики, настолько его агенты воспринимают критику Кагаме как приказ арестовать или убить того, на кого он указал.

Для поминовения двадцатой годовщины геноцида, которое официально начиналось 7 апреля, я написал еще одну песню, которая соответствовала официально принятым темам. Я посчитал, что это может снять напряжение, вызванное моей христианской песней, плохо принятой Его Превосходительством. Я объявил о новой композиции в руандийских средствах массовой информации, множество руандийцев отреагировали, сказав, что ждут с нетерпением. Руандийский народ обычно видел меня на стадионе Амахоро 7 апреля каждого года, исполняющим новую песню, написанную к этому событию.

1 апреля 2014 года Директор Президентской администрации госпожа Инесс Мпамбара пригласила меня на собеседование, но в этот раз оно прошло не так, как обычно. Оно было не в VIP-ресторане Президентской администрации, где мы обычно встречались,