джип подъехал и остановился позади нас. «Тойота Лэнд Крузер V8» с затемненными окнами. Два маленьких плохо одетых молодых человека вышли и направились к нашей машине. Они вошли. Один сел справа, другой слева. Я сказал им: «Здравствуйте» … Ничего. Никакого ответа. Шеф-инспектор Атанас поговорил с ребятами, которые были в V8 позади нас, а затем пересели в нашу машину. Нас было пятеро в нашем «Хилуксе»: в кабине спереди Атанас и Афродис, в кабине сзади трое: я, сидевший между двух плохо одетых молодых людей.

Наша машина отправилась в Кучукиро по улице, проходящей мимо евангелической церкви Зион Тампль в Карренге. Приехав в центр Кучикиро, мы поехали дальше в сторону Бугесеры. Прибыв в Ньянзу к мемориалу геноцида (приблизительно четыре километра от города), машина съехала с основной трассы на небольшую грунтовую дорогу в лесу, в котором виднелись кладбища жертв геноцида. В этом мемориале были похоронены тела тысяч тутси, убитых в апреле 1994 года, тех, кто пытался спрятаться в Государственной технической школе Кигали, но были покинуты MINUAR (Военная миссия ООН).

Машина остановилась в лесу у кладбища в 13:20. Весь день и весь вечер я находился в машине между двух убийц. Около 15 часов мне понадобилось в туалет. Для этого машина съездила в «У Гасиньи» (30 минут езды) и вернулась в наш лес. На самом деле к шести часам вечера я понял, что меня собираются убить здесь, в этом лесу, а потом, когда мое тело найдут около мемориала геноцида, правительству будет легко объяснить народу, что это хуту из FDLR продолжают свой геноцид, убивая выживших тутси.

Тогда в машине, где я сидел, я закрыл глаза, я представил символ креста и после «Отче наш», произнесенной про себя, я произнес свою любимую молитву: «Господи, я знаю, что Ты избрал меня своим учеником и твоим вестником в этой стране. То, что Ты начал делать через меня, заверши во Славу Твою».

Когда я молился, образы геноцида вернулись в мою голову, я много думал о своём отце и признался себе, что, наверное, собираюсь с ним воссоединиться. Я чувствовал себя все более и более готовым к этому. Я думал о Кибехо, я продолжал созерцать и думать о прекрасных образах и я заснул. Это невероятно, но я спал около 20 минут среди убийц, которые ждали приказа убить меня.

Когда я проснулся, я снова увидел их рядом со мной. Телефон того, что сидел слева, зазвонил, и на рингтоне была моя песня «Ijoro ribara uwariraye». Меня собирались убить мои фанаты. Супер! Два офицера снаружи машины начали разговаривать между собой.

Я обратился к Атанасу и сказал ему: «Месье! Вы весь день не говорите со мной, но если проблема в моей песне «Igisobanuro cy’Urupfu», скажите Вашему комиссару, что я имел разговор о ней в Администрации Президента, и мы решили эту проблему».

– С кем ты точно говорил? – спросил он меня.

– Я говорил с Директором Администрации Президента мадам Инесс Мпамбара и Вице-президентом Сената Бернаром Макуза.

Он набрал номер телефона и долго говорил со многими людьми. Несколько минут спустя он вернулся и сел в машину. Несколько мгновений спустя он снова вышел поговорить по телефону. Когда он вернулся, он быстро скомандовал: «Давай! Заводи машину. Поехали!»

Машина завелась и выехала из леса. Было почти восемь часов вечера, когда мы приехали в офис моего фонда. Они хотели забрать компьютер, который я использовал. Я указал на него, и они его забрали. Мы поехали ко мне, они попросили открыть мой дом, что я и сделал. Они ничего не взяли.

С тех пор, как меня схватили утром, никто мне не показал никакого ордера ни на арест, ни на обыск. Я понимал, что это незаконно, но я делал то, что они хотели. Я содействовал им в их беззаконии, я не собирался усложнять то, что уже было очевидно сложным.

Мы покинули мой дом около девяти часов вечера и направились в участок Полиции в Качьиру, где на меня надели наручники, а после сопроводили к зданию Парламента. Впервые в своей жизни я был в наручниках. Физически это нормально, можно вынести. Но психологически это было очень тяжело. Направляясь в Парламент, я чувствовал себя растерянным: «Что же я могу объяснить депутатам? Неужели они собрались в это время, чтобы…»

Но нет… на самом деле этого не случилось. Я повернул в офис Вице-президента Сената, туда, где я уже был на той неделе. Это было как дежавю.

Перед тем, как войти в офис, снимая с меня наручники, шеф-инспектор Атанас шепнул мне на ухо: «Мы нашли разговор в твоем телефоне, нужно будет попросить прощения». Я поблагодарил его. Я сразу же подумал о тех критических разговорах, которые у меня были с Санкарой, и понял, что мне конец…

В этой переписке по Ватсапу, которая длилась восемь дней (вернее, восемь вечеров, потому что я писал вечерами, когда возвращался с работы), были очень жесткие высказывания, например:

Санкара: «Кагаме не любит переговоры, мы (РНК[4]) устроим ему войну».

Я: «Брат мой! Война – это всегда плохо. Нам достаточно смертей 1994 года. Не лучше ли сказать тем странам, которые вас поддерживают, чтобы они оказали давление на него, чтобы он начал переговоры с оппозицией?»

Санкара: Страны не перестают его просить, но он никогда не слушает. Он хочет войны, ну что ж, мы дадим ему то, что он любит».

Я: «Если это его проблема, то не лучше ли будет заняться им одним, и оставить в покое народ?»

Санкара: «Нет, это трудно, и к тому же, если убить его одного, это расколет армию и, в любом случае, народ погибнет. Война неизбежна».

Я: «Друг мой, я буду поддерживать все инициативы перемен, кроме войны».

Я понимал, что Санкара ничего не решает в РНК, но этот молодой парень, выживший при геноциде, был обманут, стал фанатиком оппозиции, и в том, что он говорил, было много преувеличения.

Когда я вошел в кабинет Сенатора Макуза около половины десятого, там снова были Инесс Мпамбара, Глава Президентской администрации, но на этот раз с ними был Дэн Муньюза, Верховный комиссар Национальной полиции, ответственный за оперативную работу. Муньюза был генералом руандийской армии, который долго был главой военной разведки, прежде чем был поставлен управлять полицией. Его часто обвиняли, в частности, журнал «Globe and Mail», что он вместе с генералом Жаком Нзизой занимался убийствами оппозиционеров за рубежом.

Перед лицом этих трех высокопоставленных руандийцев я признал, что разговор этот