Они почти час проспорили в кабинете Феликса, пока Ульяна не выскочила вон из лаборатории. С десяток других ученых и инженеров в недоумении глядели, как юная дама в яростном негодовании прошла мимо и удалилась. Боялись, что тоже начнет бушевать и попортит им реактивы и дорогостоящую лабораторную утварь.

К вечеру наконец добрались до Бармена.

Улица Хекингхаузен была необычайно оживлена, невзирая на то что городок насчитывал не более сотни тысяч жителей. У здания конторы фирмы «Фабен» стояла полицейская карета с решетками вместо окна, на санном ходу. Извозчик натянул вожжи, и Ульяна, не дождавшись, когда сани остановятся, отбросила меховую накидку с колен и бросилась к толпе. Распихивая всех кругом направо и налево, она пробиралась к крыльцу. Тут же под общее ликование вышли два полицейских в темно-зеленых мундирах, в касках со звездой и тесным ремешком, пущенным под подбородок. Следом еще два — они вели Иноземцева под локти, без очков и взлохмаченного. Одному Богу известно, что вытворил этот упрямец в конторе фирмы.

Ульяна, точно громом пораженная, смотрела, как он, злой и бледный, со стиснутыми зубами, глядя в землю, прошел мимо и исчез за дверцей полицейского транспорта. Следом на крыльце показался статный молодой господин в светлом пальто, он был недоволен и что-то с жаром говорил полицейскому офицеру с пышными бакенбардами и усами, с каской под мышкой. С чрезвычайной внимательностью и почтением слушал он проповедь собеседника, невзирая на то, что был вдвое его старше.

«Управляющий «Фабен» и начальник полиции», — сразу догадалась Ульяна. Первый — беспощаден и жесток, как и все хорошие предприниматели, однако это не мешает ему быть самовлюбленным, напыщенным павлином, второй — жаден, упрям, но сговориться удастся. Первого можно одолеть и отобрать злополучный патент, но очень сложным многоходовым манером. Со вторым придется повозиться, но тут уже без возможных вариантов, ибо Иноземцева не оставишь за решеткой.

Господин в светлом пальто исчез в дверях конторы, а полицейский чиновник сел в карету, и та тронулась, тихо скользя по лыжне.

— Дьявол, — выругалась Ульяна по-русски. А потом нахмурилась, развернулась, села обратно в сани, попутно махнув рукой вышедшим к толпе Ромэну и Герши. — Едем за ними.

Иноземцева отвезли в участок. Спустя несколько минут, как за его спиной захлопнулась решетка, Ульяна уже говорила с начальником барменской полиции. Положив перед ним на стол фальшивый паспорт Иноземцева, где она его женой значилась, благо арестованный своих документов не вынимал, ибо по обыкновению в суете позабыл багаж в Эльберфельде у Нойманна, она молитвенно сложила руки, принялась стенать, повествуя о нелегкой жизни жены русского врача, разум которого вдруг помутился, молила о пощаде, увещевая и заверяя, что уговорит супруга вернуться на родину. И тот больше не станет предпринимать попыток досаждать немецким фармацевтам. В общем, применила все свое бесконечное обаяние, в конце концов уговорив чиновника дать возможность повидаться с заключенным и принять его адвоката.

— Хорошо, фрау Иноземцева. Но учтите, ваш супруг сам полицию вызвал, это ему с рук не сойдет.

И велел фрау проводить к мужу.

Ульяна думала, тот сейчас браниться станет, выставит вон, видеть не захочет, помянет и преследование, и разнесчастную Зои Габриелли, но Иван Несторович устало обнял ее, к груди прижал, нежно поцеловав в висок. Молчал, ни слова не сказал.

— Зачем же вы так странно поступили? — начала Ульяна осторожно. — Зачем бежали?

— У меня другого выхода нет, — вздохнул Иноземцев. — Слушать меня не станут, пока внимания общественного не привлеку. А Герши доставлять неприятности я не хочу.

— Что за странные манеры? Чего вы добьетесь? Упекут в тюрьму за хулиганство, обвинят в попытке покушения.

— Я в свидетели полицейские органы призвал. Прежде, чем к ним идти…

— И послушали тебя?

— Да, будет суд.

Ульяна глянула в ужасе и принялась заламывать руки.

— Ну как же вы неловки, Иван Несторович. Как же можно так, а? С людьми надо тихо, осторожно, уговорами да лаской. А вы… с топором наперевес, ругаться, кричать. Неуклюжий вы, Иван Несторович, совсем разговаривать разучились, отшельником стали, все равно что снежный человек какой-то.

Тот равнодушно пожал плечами.

— Господин Нойманн этот ваш ясно мне дал понять, что никакой он не ученый и исследований не проводит. Он охотник за чужими открытиями. И занимается тем, что ищет для конторы чудо-лекарства, покупает или крадет патенты на них, а потом концерн получает небывалый доход с копеечного вещества вроде аспирина.

— Нет же, нет, — воскликнула Ульяна, в отчаянии понимая, что Иноземцев наделал поспешных выводов. — Вовсе он не ученый и не охотник… Это только раз было! Случайно получилось. Что ж ты на человеке клеймо ставишь? Чай, из ревности! Он хороший, я с ним… еще раз поговорю… Да не со зла он, а со страху тогда луноверин фабенцам показал, чтоб не погнали вон из фирмы.

— Он не тебя одну, глупая, обманул. Так было с французским химиком месье Жераром, так было с Артуром Айхенгрюном, у которого просто-напросто отобрали результаты его исследований и вышвырнули из «Фабен». Ибо первый аспирин открыл, второй усовершенствовал, сделал возможным его безопасное применение. А слава досталась этому прохвосту. «Фабен» покрывает жуликов.

— Кто ж вам такое сказал?

— Я написал родственникам месье Жерара.

— Это какая-то ошибка, Ванечка. Не стоит вам во всем этом копаться. Вы один против целого концерна. Вас съедят и косточек не оставят. Послушайте месье Герши, он дело говорит — не справиться вам с «Фабен» одному… По крайней мере, методом, который вы избрали.

— Отчего же вы так решили, Ульяна Владимировна? Нет в вас веры в правду оттого, что вы всегда на стороне лжи. И не пробовали жить честно. Я останусь дожидаться суда, да хотя бы и здесь. Мне все равно.

— А если суд будет закрытым, если судебные медицинские эксперты — заведомо подкуплены? Вашим исследованиям они объявят шах и мат в первый же день заседания, не удостоив их и толикой внимания. Если Жерару с Айхенгрюном не удалось вернуть аспирин, вам — подавно ваш луноверин не отдадут.

Иноземцев взглянул на девушку так, словно она ему только что пощечину влепила.

— Будет по-моему, — процедил он.

— Не будет! — Ульяна даже ногой притопнула. — Вы наивный и глупый, Иван Несторович. Вы проиграете! Но я сделаю все, чтобы этого не произошло.

Иноземцев лишь усмехнулся словам Ульяны с какой-то безнадежностью и, безразлично пожав плечами, смягчился.

— Нет дороги назад. Я сделал господину Беккеру вызов, и господин Беккер его принял. В присутствии начальника полиции этого городка и нескольких его подчиненных. Ахиллинин не попадет на прилавки аптек. Я породил это чудовище и пусть же либо его уничтожу, либо понесу за его создание должное наказание.

Ульяна поняла, что уговаривать Иноземцева совершенно бесполезно, если что вбил себе в голову, хоть кол чеши, пока не добьется своего, не успокоится. И были они в этом оба чем-то схожи, возможно, потому и тянуло их друг к другу. Но Ульяна считала себя упрямей во сто крат кого угодно — обязательно что-нибудь да придумает, непременно воспрепятствует осуществлению вздорного плана Иноземцева. Всегда так было, и сейчас так будет.