четыре фигуры на фоне желтеющего скошенного поля. Подол её рубашки был испачкан грязью, как и ноги, собравшие всю землю и траву по дороге. Волосы намокли, спутались, прилипли к лицу. Клэр была в отчаянии.

Над головой загремело, завыло. Послышался удар. Такой сильный, что могло показаться, что серый купол вот-вот расколется надвое. На секунду Клэр решила, что это был выстрел. Раскат грома промелькнул яркой вспышкой и разбежался нитями по небесному полотну, а моросивший дождь обрушился сильнейшим ливнем. Белое одеяние Клэр окончательно промокло, очертив её обнажённое тело. Не заботясь о том, в каком неприличном виде ей придётся сейчас предстать, она неслась что есть мочи, не сводя глаз с уже сходившихся друг с другом мужчин. Она попыталась что-то крикнуть им, но звук предательски не хотел выходить из запыхавшейся груди. Взгляды соперников были настолько прикованы к цели, что они ничего не замечали вокруг. Но выражения лиц стоявших подле них секундантов резко изменились, как только Клэр приблизилась достаточно, чтобы её заметили. Она снова попробовала закричать, но иссохшее горло не издало ни единого звука. Всё, что ей оставалось, – обратить на себя внимание.

В момент, когда каждый из них готов был спустить курок, Клэр встала между ними, разведя руки в противоположные стороны. Лицо залило водой. Она облегчённо вздохнула и сама поразилась тому, что сделала. Откуда в ней было столько решимости и отваги, не могла ответить даже она сама. Ей удалось. Дуэли не суждено было случиться, а крови пролиться.

Подобно чёрно-серым, мрачным тучам в воздухе повисло молчание. Тяжелое. Долгое. Разрывающее грудь и непредсказуемо томящее. Клэр стыдилась своего вида, но прекрасно понимала, ради чего она это делает. Жизнь человека должна быть важнее гордости и предрассудков. Кажется, кто-то из них ошеломлённо произнёс что-то, но девушка этого не расслышала. Уж так сильно она была смущена. Слишком боялась стоять сейчас здесь, ничего не объясняя. Опустив голову вниз и безнадёжно уставившись на стекающую по ногам грязь, Клэр, набравшись сил, наконец сказала:

– Прошу вас не делать этого, тем более если причиной дуэли стала я.

Мишель в отличие от Петра по-прежнему не опускал свой пистолет, и даже застывшее тело Клэр не могло утихомирить его злость. Не видя с его стороны никакой реакции, Клэр подняла голову и, пристально глядя ему в глаза, медленным шагом стала подходить к нему. Всего пять шагов отделяли Клэр от Мишеля. Замерзая под порывами холодного ветра, она инстинктивно закрывалась руками, догадываясь, что её тело выглядит чересчур откровенно.

– Мишель! Не знаю, что произошло между вами, но, умоляю, опустите оружие. – Клэр взяла в свои мокрые дрожащие руки пистолет и, заметив, что пальцы Мишеля стали податливыми, медленно опустила его вниз.

– Клэр?.. – Мишель, наконец, обратил на неё свой взгляд и, заметив тонкое, озябшее от дождя тело, тут же очнулся. – Какой я осел! – Он принялся ругать себя, накрывая белоснежные плечи девушки своим гусарским ментиком.

Пётр, уже признавший свою вину, тяжело выдыхал тёплые пары воздуха. Наблюдая за тем, как Клэр продолжает мешать этому поединку, уберегая одного из них от неминуемой гибели, он из последних сил сдерживал свои чувства.

Мишель аккуратно усадил Клэр в седло и быстро повёл лошадь к особняку Милановых. Тем временем Пётр, не обмолвившись ни с кем ни словом, вскочил на своего коня и изо всех сил погнал прочь от этого места.

Невозможно было угадать, о чём сейчас думали эти двое.

Мишель вёл лошадь осторожно, но быстро. Он не смел поднять глаза на ту, что ценой своего достоинства и гордости спасла одного из них. Сверху было сложно разглядеть его мрачное, полное вопросов выражение лица. Клэр тоже не решалась начать разговор. Стыд подавил прочие чувства. Несколько раз девушка приоткрывала рот и тут же сдерживала свой голос. Дождь стих, но пронизывающий до костей северный ветер заставлял тело сжиматься.

– Скажите мне, Мишель, – пересилив саму себя, заговорила Клэр и стыдливо прикрыла оголившиеся ноги, – неужели этот мир так жесток, что без мщения и убийств людская жизнь не представляется возможной?

– Увы, я знаю только тот мир, где принято защищать свою честь и честь женщины, к которой испытываешь самые серьёзные и сильные чувства, – устало и почти равнодушно отвечал он, не поднимая на Клэр глаза, чтобы лишний раз не смущать её.

– Какие чувства? Вы не можете говорить о чувствах так скоро, мы с вами совершенно не знаем друг друга, – произнесла она с женской нежностью и робостью, не отводя глаз от завораживающих капель дождя, которые медленно ползли по его лицу.

– Скоро? – слегка удивился Мишель. – Милая Клэр, наша жизнь мчится с невероятной скоростью. Порой мы не успеваем даже жить, не то что произносить какие-то слова. Поэтому мне всегда внушали, что лучше говорить о своих намерениях сразу, особенно если они чисты и искренни. Никогда не знаешь, что произойдёт завтра, а жалеть потом долгие годы, что не признался, когда была такая возможность, я не собираюсь.

– Я не могу ничего вам ответить, Мишель.

– А я не требую от вас ответа. Мне достаточно того, что видят мои глаза.

На подъезде к особняку их ждала взволнованная Мари. Её волосы были влажными, слипшимися. Видимо, она не раз выбегала из парадной, выглядывая кого-нибудь из них.

– Мишель, умоляю, объяснитесь! Что с Петрушей? Где он?

Позади неё стояла перепуганная Майя, вследствие чего можно было догадаться, что графине известно о дуэли.

– Не беспокойтесь, Мари, – спокойно, но чётко ответил Мишель, снимая с коня озябшую Клэр. – Дуэль не состоялась. Покорнейше прошу меня извинить.

– Что на этот раз? Он же ещё как дитя, – уверяла Мари Мишеля, тем самым оправдывая поступки Петра.

– Дорогая Мари, в следующий раз лучше занимайтесь воспитанием молодого графа. Потому как читать письма, адресованные не ему… гнусно!

– Какие письма?

– Те, что я посылал Клэр, но которые до неё так и не дошли.

Мари промолчала, но выражение её лица вмиг стало спокойнее.

– Можете не продолжать, князь. Теперь мне всё ясно, – она перевела взгляд на Клэр и, словно очнувшись, резко заявила: – Клэр, милая, пойдём скорее в дом! Что заставило тебя выйти на улицу в таком виде?

– Доброе сердце, я полагаю, – сказал Мишель, после чего низко поклонился и уехал, больше не сказав ни слова.

– Глупый Петя! Глупый… опять за старое, – повторяла с досадой графиня, в то время как Майя согревала горячей водой продрогшие ноги Клэр. – В этом нет ничьей вины! – успокаивала она себя.

– Так уж и нет? – произнесла Клэр, по-прежнему трясясь от холода.

– С Петром это не в первый раз, но, надеюсь,