Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Совершая неловкие движения губами, полностью доверившись Мишелю, Клэр не переставала ощущать лёгкую дрожь в своих пальцах. Пламя в груди становилось всё жарче, всё сладостней и опасней. Как жажда после долгой засухи. Чем больше они сливались друг с другом, тем сильнее становилось желание продолжать. Мишель обнял её крепче, и несвойственное ему спокойствие окутало его вместе с манящим запахом её пламенных волнистых волос.
Опьянённые дыханием друг друга, они остановились и, не говоря ни слова, застыли на месте. Клэр боялась открыть глаза. Губы дрожали, болели.
Неожиданно Клэр захихикала.
– Что такое? – его чёрные брови нахмурились, готовясь к недоброму.
– Ваши усы. Они щекочут. Никогда не думали их сбрить?
– Помилуйте! Какой же я тогда буду гусар? Без усов?
– А хоть бы и без них, – пожимая плечами, играючи отозвалась Клэр.
– Боюсь, Мари беспокоится о вас, – внезапно сказал Мишель, с трудом оторвавшись от её лица.
– Наверное, вы правы.
Пешком, ведя коней подле себя, они дошли до поместья, на пороге которого уже ждала графиня Миланова.
* * *
Провожая Мишеля, Клэр долго смотрела, как его силуэт тает в закате. Она проживала в памяти их касания, озеро, езду, всё то, что сблизило и свело их. Юная душа её хотела верить, что это навсегда. Желая кричать о своём счастье всему миру, Клэр тут же поделилась с Мари тем, что произошло между ней и князем Равниным.
– Ах, душечка, это прекрасно! – по-сестрински радовалась графиня Миланова. – Как по мне, нет ничего священнее, чем чувство настоящей любви. Очень жаль, что большая часть общества этому чувству предпочитает деньги, статус и власть. Любить без причины так просто, но почему-то мы зачастую начинаем всё усложнять. Ищем подвох в словах наших возлюбленных, сомневаемся, ревнуем. И, в конце концов, нас губит не любовь, а собственные предубеждение и гордыня. Михаил Александрович – хороший, благородный человек, в его чести и помыслах я ни на секунду не усомнюсь, однако узнай его получше, прежде чем с головой падать в его объятия. Иначе велика вероятность, что твои собственные грёзы разобьются об эту любовь.
– Я никогда прежде не испытывала таких чувств!.. – тихо, почти невесомо произнесла Клэр, словно боялась спугнуть собственное счастье. – Мне всегда казалось, что любить я не в силах. Всегда думала, что не для меня всё это. Спасибо, Мари, за всё. – Клэр обняла худенькие плечи Мари Милановой и, несмотря на её лёгкое смущение, почувствовала ответные поглаживания рукой по плечам и спине.
Воодушевившись событиями минувшего дня, Клэр долго не могла уснуть.
Пролежав в кровати около часа, она встала и принялась расхаживать по комнате из угла в угол. Пол под ногами раздражающе скрипел в такт её шагам. Свеча медленно таяла в круглом бронзовом подсвечнике на столе, отбрасывая на стены и потолок длинные извилистые тени. Стоящее у окна зеркало приказало Клэр замереть. Стройное тело в белом одеянии встало напротив. Подошло ближе и снова застыло. Кто это был? Что за девушка стояла сейчас перед ней? Клэр с трудом соглашалась с тем, что это отражение принадлежит ей. Ей нравилась её молодость, её красота и невинность. Медленными движениями она опускала кружевные бретели своего ночного платья, воображая, что кто-то посторонний тайком наблюдает за ней. Представив, что их отношения с Мишелем рано или поздно могут привести к этому моменту, Клэр начала нежно водить ладонью по плечам, шее и груди, не сводя глаз с зеркала. Как же ей хотелось, чтобы этот миг настал раньше, чем она снова проснётся в своём мире. Она принялась целовать мягкую кожу своих рук, всё так же представляя его губы вместо своих. Клэр задумалась о своих странных желаниях, которые до сих пор были для неё под запретом.
Её фантазии прервал резкий стук в дверь. Она вздрогнула. Очнувшись от своих же чар, в спешке принялась натягивать на себя рубашку. Неразборчивый голос за дверью вынудил Клэр как можно быстрее ответить. Прикрываясь шалью, она отворила дверь и увидела перед собой незнакомую служанку, протягивающую ей небольшое письмо.
– Письмо от господина Равнина? – Клэр проговорила это с надеждой, принимая из её рук жёлтый конвертик.
– Не могу знать. Сами прочтите, барышня, – не сказав больше ни слова, девушка поспешила уйти.
Клэр развернула бумагу и практически сразу поняла, что письмо не от Мишеля. Это не его почерк. Недостаточная освещённость комнаты не позволяла ей разглядеть написанное. Подойдя ближе к огню, она наконец приступила к чтению.
«К Клэр.
Не спрашивай меня, кого люблю
Среди веков и граней мирозданья.
Я собственную тайну сохраню,
Покуда не настанет час признанья.
Любовь такая разная вокруг,
Она нас славит, манит и сжигает.
Для радостных невежд скорее друг,
А у других лишь сердце отбирает.
Я не могу сказать, что не любил,
Что я не пел другой когда-то стансы.
Но я не знал, что я тогда добыл,
И задавал вопрос себе я в трансе:
Где та любовь, воспетая в стихах?
Где мир один, лишь на двоих делимый?
Останется в душе ли пустота
От пламя, сбитого рукой негорделивой?
Я понял всё, зачем мой рок зол был,
Зачем кидал меня в круги ненастья,
Ведь человек не жил, коль не любил,
И не был жив, коль не познал несчастья!
И вот опять в душе горит искра,
От прежнего сильнее раздуваясь.
Не спрашивай, по ком горит она.
Не спрашивай, зачем люблю…
Тебя я[4].
Пётр Миланов».
У неё дрожали руки. Голос затих, а слова иссякли. Она перечитывала посвящённые ей строчки снова и снова, пытаясь справиться с чувствами. Странными чувствами, что сильнее и сильнее тяготили сердце. Клэр оставалась неподвижной посреди темнеющей комнаты.
Огонёк утих, закончился его радостный танец. Наступил мрак.
Сама того не желая, Клэр сделалась причиной тоски и разбитого сердца.
Она боялась… Презирала себя и долго не могла уснуть, думая о Петре бесконечное множество раз.
Глава 7
Великий князь Финляндский
Утро. Взгляд, пелена.
Я проглядела глаза, так искала тебя.
Своё сердце звала, что в тёплых осталось руках.
Элли на маковом поле, «Без тебя»
Утро встретило розово-оранжевыми лучами и пением птиц, которое нескончаемым эхом