рано или поздно случилось бы. Но лишний раз слышать имя «Вольфрам» посторонним ни к чему. Начнут копать, и потом Бенни заломит цену за «крышу». Или еще чего придумает.

Сначала нужно разобраться с «полицейским», кем бы он ни был. Пацаны, скорее всего, допьют пиво и сразу побегут его искать. Еще и денег заработают, за информацию о «Пауке, который всё про всех знает». Продешевят, конечно. Информация стоит дорого. А сколько стоил Вольфрам — паук даже не пытался угадывать. Но узнать иногда хотелось.

* * *

Юми всё занималась своими корабельными делами пополам с рисованием. Но на третий день не утерпела и напросилась в город за компанию. Точнее сказать, поставила перед фактом — иду с тобой и всё тут. Виктор был этому не очень рад. Лишнее внимание, лишняя нервотрёпка.

А еще художница всё время ворчала:

— В космопорту совсем офонарели — ни инфраструктуры, нифига, даже площадку бетоном залить лень…

Виктор сделал вид, что слушает.

— Зато посадочный сбор — больше чем на Хабе-3, — продолжала Юми. — И плата за стоянку не меньше. Я уже три тысячи спустила. Хорошо что Шульц заплатил вперед.

— Я истратил… десять, — грустно усмехнулся Виктор.

Девушка замолчала, открыв рот от удивления, а потом спросила:

— Куда столько?

— Информация стоит недешево.

— Ой да ладно! Гулял поди два дня по борделям? Здесь всё легально.

Юми пыталась улыбаться и неуклюже подкалывала Виктора. А на самом деле просто устала и злилась. На её родной станции 0,5G, а тут 0,8. Всё, что меньше единицы, вроде как «терпимо», но почти километр пешком — явно перебор. Виктор, к своему стыду, понял это не сразу — привык думать только за себя. Но потом стал идти медленнее и останавливаться по поводу и без. Присесть было некуда, но пусть Юми хоть постоит на месте, дыхание переведёт. Сама она об отдыхе не попросит — вредная слишком.

— Вон в ту сторону как раз есть бордель, — сказал Виктор во время очередной «случайной» остановки на перекрёстке. — Но там даже смотреть нечего.

— Эм… совсем дыра?

— Нет, по местным меркам явно дорогое место. Витрина красивая, охрану с автоматами держат. Но смотреть нечего.

— В смысле? — задумалась Юми.

— Присмотрись к прохожим, — ответил Виктор. — Есть в них какая-то неправильность. Почти во всех.

Они пошли дальше. Некоторое время Юми молчала, только вертеть головой стала намного чаще. Виктор следил, чтобы художница не нажила себе проблем — слишком пристальный взгляд в таком неблагополучном районе мог стать поводом для наезда, а доставать пистолет не хотелось.

А на следующей остановке Юми сказала:

— А знаешь, ты прав. У многих пропорции нарушены.

— Пропорции? — удивился Виктор.

— Да, пропорции тела, — уверено ответила Юми. — Немного совсем. И это тебя отталкивает.

— В смысле?

— Тело человека устроено определенным образом. Ты к этому привык и не замечаешь. А здесь подсознательно видишь несоответствие, но не можешь его объяснить. Просто чувствуешь, что где-то что-то не то. А я — художница, я все эти размеры и пропорции по миллиметрам вымеряю, чтобы было красиво.

— Прям миллиметрам?

— Ну, некоторые вещи приходится немного… гипертрофировать, — ответила Юми, старательно изображая легкое смущение. — Но исключительно для правильного кхм… акцента в кадре.

— Понятно всё с тобой, — усмехнулся Виктор. — Акцент — это главное.

— Да ну тебя, — фыркнула Юми. — Вот представь: перед тобой девушка. С грудью уровня секретарши Шульца. Но только ноги длинноваты, руки коротковаты, линия бедра какая-то не такая…

— Всё, всё, я понял, — ответил Виктор.

Он вспомнил переулок с публичными домами. Смотрел тогда в основном на автоматчика, а по путанам лишь мазнул периферийным зрением и налепил на всех скопом ярлык «так себе». А сейчас прокрутил в памяти картинку с полуобнаженными жрицами любви в витринах и понял — Юми права, что-то с ними не так. Потом на ум пришел незадачливый бандит с кухонным ножом — тот вообще был кривой и косой, даже ходил как-то странно.

Мелькнула даже мысль довести Юми до той витрины — пусть прямо пальцем покажет, что где не то. Но это еще метров триста в одну сторону. Нет, не стоит, девчонка и так устала.

— Почти у всех правя рука длиннее левой, — вдруг сказала художница. — А бывает что и нога тоже…

— Почти у всех?

— Да. Но это всё, что я вижу общего. В остальном — у всех по-разному. Ты бы сказал, что тут все кривые по-своему.

— Это странно, — кивнул Виктор.

— Это… пугает, — ответила Юми.

Улицы становились шире, в сухой земле показалась накатанная колея. Машин в городе очень мало, но сюда, похоже, заезжают. Скорее всего грузовики — здания по сторонам чем дальше, тем больше похожи на склады. Навесов, закрывавших улицы от солнца, почти не осталось, пришлось надеть темные очки. У Юми оказались те самые «консервы», которые Виктор отправил ей в подарок еще в первый день. А могла бы фыркнуть и демонстративно купить другие, это было бы больше на неё похоже. Хотя вряд ли она рада подарку, скорее просто деньги экономит.

Район не был полностью складским — кое где попадались ларьки с неаппетитного вида едой, а один из ангаров на проверку оказался баром — ворота настежь, стойка в углу, ящики вместо столиков и чем дальше от входа, тем больше мусора на полу. Скорее всего, здание было давно заброшено, а бар там появился из-за крыши — дырявой, латанной-перелатанной, но хоть какой-то.

Виктор направился как раз туда.

— Ну и запах, — сморщила носик Юми. — Что они тут готовят?

— Это не еда… наверное. С сортира несёт, — ответил Виктор.

— Тут есть сортир? Не верю.

— Есть. В любом тёмном углу на твой выбор.

— Ты всегда водишь девушек в такие культурные места? — спросила художница.

Яда в слове «культурные» хватило бы на целый серпентарий.

— У меня феноменальный нюх на приличные заведения, — усмехнулся Виктор и шумно втянул носом воздух. — Ни разу не подводил.

Он остановился, придержал девушку и развернул её лицом к себе.

— А теперь послушай внимательно. Мы идём к человеку, который лично знаком с этим Вольфрамом. Может даже и его тоже сегодня увидим.

— Уже?

— Иначе я бы тебя с собой не взял.

—