связанные с тем давним ограблением, и посмотреть, не содержится ли в них какой-нибудь информации, которая помогла бы мне выйти на маму, если она действительно жива.

– А я-то думал, что это мое прошлое никак не связано с Нью-Йорком, – усмехается Пол. Он рассказывает, как рос в Северной Каролине, как его третировали в старшей школе и как он переживал насчет поступления в колледж. – Помню, было очень страшно, когда я поступил в Мичиганский университет и познакомился с Эдди. Я ужасно боялся жить в одной комнате с другим парнем: вдруг он начнет надо мной издеваться? Но мне повезло: Эдди принимал меня таким, как есть. Ты знала, что он пригласил меня на каникулы к себе в Лос-Анжелес, чтобы мне не пришлось возвращаться в Северную Каролину, где был риск наткнуться на моих прежних мучителей?

Эдди никогда мне такого не рассказывал. Впрочем, не в его характере распространяться, как он делал кому-то добро. Он просто берет и делает.

– Нет, Эдди мне не говорил, – отвечаю я и слышу от Пола:

– Даже не знаю, смогу ли я когда-нибудь его отблагодарить.

Вот, значит, почему я сижу в этой машине, а Пол с со своим другом готовы распахнуть для меня двери собственного дома, хотя связываться со мной небезопасно.

Мы переезжаем большой мост.

– Это мост Трайборо, – объясняет Пол.

– Вы в каком районе живете?

– В Виллидже, в доме для сотрудников Нью-Йоркского университета. Энтони там преподает.

– Как он себя чувствует? – интересуюсь я.

– К счастью, получше, – отвечает Пол.

– А твой папа как?

– Операция прошла хорошо, и мне от этого гораздо легче, – признается он. – Не могу дождаться выходных, чтобы с ним увидеться.

Мы едем дальше. Когда я замечаю прославленную арку в Вашингтон-сквер-парке, то понимаю, что мы достигли Виллиджа. Единственная нью-йоркская фотография, которую показывала мне мама, запечатлела ее выпускницей университета, в фиолетовой мантии и шапочке, прямо перед этой аркой.

Я смотрю в окошко и вижу, как по парку снуют молодые студенты с рюкзаками за плечами и с книгами в руках. На их сияющих лицах читается надежда на то, что им доведется оставить свой след в этом мире. Я думаю о маме, которая когда-то была одной из них и приехала сюда в свои восемнадцать с большими мечтами, а потом случилась катастрофа – которую мама, по словам Перл, с таким облегчением оставила в прошлом.

Пол паркует машину на обсаженной деревьями улице, выходит и направляется к небольшому дому из бурого песчаника.

В Нью-Йорке осень. Я иду за своим провожатым, наступая на кучки палых листьев – красных, оранжевых и коричневых, сухих.

Мы доходим до дома, поднимаемся на второй этаж и оказываемся в стильной современной квартире с видом на сад, устроенный на прилегающей крыше. На стенах висят картины и несколько фотографий в рамках. На них запечатлен очаровательный лабрадор.

– Так у вас собака? – спрашиваю я.

– Была, – слышится в ответ, и я говорю:

– Очень сочувствую.

Пол ведет меня в отдельную комнату.

– Это наша гостевая, – объясняет он, – и по совместительству мой кабинет. Будешь тут спать.

– Спасибо, – благодарю я. – Но я сейчас уйду и не буду тебе надоедать.

– Я бы и рад пойти с тобой, но у меня минут через пятнадцать рабочая конференция в зуме, которую никак нельзя пропустить. А Энтони уже на работе.

– Ничего страшного, вы и так много сделали, когда пригласили меня у вас остановиться. Я очень вам признательна, – говорю я.

– Я рад помочь Эдди. Он попросил меня подключить к твоему телефону трекер, чтобы я всегда знал, где ты. – Он показывает мне крошечный квадратный девайс. – Забьешь к себе мой номер и сможешь в любой момент со мной связаться.

– У нас с Эдди приложение стоит, чтобы мы всегда могли друг друга отследить. Может, будет проще, если ты его тоже поставишь, – предлагаю я.

– Эта штука надежнее, – кивает Пол на девайс. – Найдет тебя, даже если будешь вне Сети. – Он подключает трекер и крепит его на заднюю стенку моего телефона. Потом возвращает мне трубку, и я забиваю в память его номер.

Мне вдруг становится страшно в одиночку выходить в город, и у меня снова возникает искушение рассказать об угрожающих сообщениях, которые я получила в самолете.

Вспоминаются слова Кристины: «Время вашей мамы на исходе».

Но если я обо всем расскажу, Пол никуда меня не отпустит, а мне надо идти. К тому же он всегда будет знать, где я нахожусь.

– А еще Эдди просил убедиться, что ты позавтракаешь перед уходом, – продолжает Пол.

– Я уже в самолете перекусила, – лгу я. – Но если у тебя есть время, я вернусь, чтобы мы вместе пообедали.

– Хороший план, – кивает он.

Мой телефон вибрирует: пришло сообщение от Эдди. На самом деле оно от Сары, просто отправлено с отцовского телефона: «Это Сара. Я собираюсь в школу. Скучаю по тебе, Лима».

«Я тоже по тебе скучаю», – набираю в ответ.

Еще как скучаю.

Глава 32

Март 1998 года

За несколько недель, последовавших за смертью Эмили, у меня в сознании произошел большой сдвиг. Моя жизнь в «Новых горизонтах» переменилась. Сотрудники центра знали, как сильно повлияла на меня гибель соседки, и понимали: я действительно хочу выздороветь и мне нужна их помощь, чтобы одолеть РПП.

Они постарались разнообразить мои трапезы, чтобы, покинув центр, я была гибче. Вероятность рецидива выше, если в голове живут касающиеся пищи правила вроде «порция слишком большая», «блюдо слишком жирное» и «я поправлюсь, если буду это есть».

Невыносимо тяжело было заставлять себя поглощать пасту, пирожные, чипсы и прочее в таком духе. Но я пересиливала себя, поскольку знала, что ожидает меня в противном случае – участь Эмили.

И еще я знала, что набираю вес. Одежда, в которой меня сюда привезли, стала тесна. Заболев, я стала носить только просторные вещи – спортивные штаны, толстовки,– не желая показывать миру, как ужасно я выгляжу. Конечно, дело было в дисморфии[6], которую диктовал сознанию изнуренный голоданием мозг. Теперь нужно было научиться жить с дискомфортом от округляющегося тела, и это было мне ненавистно.

Как-то утром, когда я пришла на сестринский пост для ежедневного взвешивания, там оказалась доктор Ларсен.

– Доброе утро, – поздоровалась она, и я ответила:

– Здрасьте.

Я привычно встала на весы спиной к шкале с цифрами.

– Сегодня тебе нужно развернуться, – сказала доктор Ларсен.

– И увидеть, сколько я вешу? – ужаснулась я.

– Да, – подтвердила психотерапевт.

Сердце бешено зачастило у меня в груди. Мысль о том, что мне предстоит увидеть свой вес, вызывала оторопь.

В наши