Лили отстранилась от него. Из ее груди рвались рыдания,вызванные шоком и ужасом, однако она сдержалась. Это было самое малое, что Лилимогла сделать для Кристел. Пусть ее дети не увидят, как она рыдает в отчаянии.

«Позже. — Лили последовала за Шоном Магуайером. — Я поплачупозже».

Суббота

6:45

— Где? — спросила Лили. Все тело у нее болело, словно онасама побывала в автокатастрофе.

— На прибрежном шоссе, в нескольких милях к югу от Тюленьейбухты.

Она невольно спросила себя, что они там делали.

— Что же произошло?

— Машина сорвалась с обрыва. Скорее всего, Дерек повернулруль, чтобы избежать столкновения. Дорога была скользкой, и они вылетели заобочину.

— И когда патруль нашел их? — Мысль о Кристел, зажатой вмашине, искалеченной и смертельно испуганной, потрясла Лили. Она увидела, какизменилось от боли лицо Шона. — Боже мой! — воскликнула Лили. — Ты нашел их,да? — Отпрянув от него, она закрыла глаза, чтобы не видеть гримасы, исказившейего лицо.

— Это произошло несколько часов назад.

— Мне очень жаль. — Лили захотелось взять Шона за руку, ноона понимала, что это все равно не поможет. — Наверное, это было ужасно. — Лилиникак не удавалось отогнать от себя картины, которые рисовало ее воображение.Она хотела знать, страдали ли они, боролись ли за то, чтобы выжить, но не моглазаставить себя спросить. Лили надеялась услышать, что Кристел умерла мгновенно,даже не поняв, что случилось. — И что же теперь? — Она смотрела на Шона,пытаясь сохранить присутствие духа.

— Дорожный патруль пришлет сюда своих сотрудников. Япопросил их позволить мне вернуться первым, понимаешь. Не хотел, чтобы детипроснулись и увидели патрульные машины и чужих людей, ходящих по дому.

— Это... это правильный поступок. Наверное.

Как будто я знаю, что в этих обстоятельствах правильно. Ворту у Лили пересохло. Она не могла пошевелиться и с трудом заставляла себяговорить.

— Плохо, — прошептала она, пытаясь взять себя в руки. Лиливошла в кухню и взглянула на полуразобранный шкаф. — Я теряю над собойконтроль, и это плохо. Мне нужно прийти в себя ради детей.

Шон пересек кухню, положил руки ей на плечи и заглянул вглаза. Прикосновение его рук показалось ей несвоевременным, неловким, чужим.

— Да, нужно, — твердо сказал он, — и ты сможешь. Мы обасможем.

На секунду заглянув в глаза Шона, она поняла, что силывозвращаются к ней. Наверное, дело было в том, что в его взгляде таиласьглубоко запрятанная боль. Лили заставила себя осознать правду. Кристел и Дерекумерли. Но дети живы, и они нуждаются в ней.

— Да. — Она откашлялась. — Хорошо. Дети. В первую очередьследует думать о них. От того, как мы сообщим им это, зависит то, как онисправятся с ужасной вестью.

— Да. — Шон снял руки с ее плеч. — Согласен. Люди издорожного патруля сказали, что приедет кто-то из органов опеки проверить, всели с ними в порядке.

— Органов опеки? — удивилась Лили.

— По их словам, это стандартная процедура в подобныхслучаях, когда... когда оба родителя погибли. — Он замолчал; казалось, каждыйвдох дается ему с трудом.

Лили снова подумала, не прикоснуться ли к нему, как онприкоснулся к ней, но ее руки были прижаты к бокам, а пальцы сами собой сжалисьв кулаки.

— Наверное, они должны убедиться, что за детьми есть комуприсматривать, — слабым голосом отозвалась она.

— Я сказал, что дети в полной безопасности, но по закону онидолжны проверить. — С отсутствующим выражением Шон потер шею рукой.

— Они хотели сразу отправить кого-нибудь сюда, но я сказал,что сначала должен обо всем рассказать им. Сам.

Лили ощутила признательность к нему.

— Ты почти не знаешь этих детей, — проговорила она,представив себе их славные, ни о чем не подозревающие лица.

Шон поднял на нее глаза.

— Теперь у них нет никого, кроме меня.

С точки зрения родственных связей он был прав, и Лилипонимала это. Кристел была единственным ребенком в семье. Ее отец умернезадолго до рождения Эшли, а мать находилась в доме для престарелых. В своилучшие дни Дороти Бэрд вспоминала, как ее зовут, но не более того. В результатепоследнего удара она почти не могла разговаривать. Сейчас ее состояние былосвоего рода счастьем, ведь она не осознает, что ее дочь умерла.

У Дерека был отчим, который жил в Палм-Дезерт, и никакихдругих родственников. Только Шон Магуайер.

— Она моя... — Лили запнулась, глубоко вдохнула, выпрямиласпину. — Она была моей лучшей подругой. — Вот. Она произнесла это. Она говорилао Кристел в прошедшем времени. — Ее дети для меня все равно что моисобственные. — Лили удивила ее убежденность в этом. Никогда раньше она недумала, что эти дети занимают такое место в ее сердце. Лили охватило незнакомоечувство: словно тигрица, она готова была защищать их любой ценой. Сила этогочувства напутала ее. Она поняла, что теперь нужна детям не как друг илиучительница. Она нужна им в той роли, которая навсегда изменила бы ее жизнь. Имнеобходимо от нее то, чем она, вполне возможно, не обладает.

Шон направился в гостиную.

— Мы должны сказать им всем одновременно.

— Наверное, они проспят еще какое-то время, — заметила Лили.— Сегодня выходной, поэтому...

Сверху внезапно послышался плач.

«Нет, — подумала Лили. — Пожалуйста, только не сейчас! Пустьони поспят еще немного, пусть продлится этот момент блаженного неведения».

Плач послышался снова, на этот раз более настойчивый. Лили иШон обменялись взглядами.

— Я схожу. — Она пошла к лестнице.

— Я тоже пойду.

Эшли стояла в кроватке, держась за ее край. Личико девочкисморщилось: это означало, что последует новый взрыв плача. Увидев Лили, онапримолкла, улыбнулась и протянула к ней руки, сжимая и разжимая кулачки, словнопыталась ухватиться за что-то. В другом углу комнаты в своей кроватизашевелилась Чарли, но она пока не проснулась.

Лили прошептала успокаивающе: «Шшшш», вынимая Эшли изкроватки. Подгузник на малышке был тяжелый, словно наполненный глиной. Лилизаметила, что Шон в нерешительности стоит в дверях, и тут ей открылось реальноеположение вещей. Девочка, совсем еще беспомощная, теперь оказалась на попечениидяди, который сам выглядел как большой ребенок, и женщины, поклявшейся никогдане заводить детей.

— Я все сделаю, — сказала она Шону, хотя ее голос выражалрастерянность.

— Пойду приготовлю кофе, — ответил он, спускаясь вниз полестнице.