— Спасатели извлекли их из машины. — Шон все еще видел передсобой конусы света от прожекторов, огненные брызги, летевшие из-под лезвияинструмента, которым спасатели распиливали корпус машины, чтобы проникнуть всалон, откровенное разочарование на их лицах. Их работа состояла в том, чтобыспасать людей. Им вовсе не хотелось извлекать мертвые тела.

Один из них, с медицинским чемоданчиком и кислороднымбаллоном, остановился и оглядел Шона.

— А вы как? — спросил он. — В порядке?

— Я не ранен, — глухо ответил Шон. Вокруг него словнообразовалась странная дымка, из-за которой очертания предметов сталирасплывчатыми, звуки приглушенными, и весь окружающий мир куда-то отодвинулся.

— Постойте спокойно, — сказал мужчина. — Я обработаюссадины.

— Но вы не должны...

— Это моя работа. — Он набросил на плечи Шону одеяло ираскрыл свой чемоданчик, который трансформировался в подобие табурета. Внутрилежали маски, ножницы, пинцеты, бинты, жгуты и другие незнакомые инструменты.Когда врач направил фонарик на его щеку, Шон зажмурился.

— Это просто царапина.

— Значит, мы быстро закончим. — Открыв кровоостанавливающийкарандаш, врач взял в руки дезинфицирующую салфетку, специальные пластыри иаккуратно обработал ранки на руках и лице Шона.

Когда тот еще раз попытался возразить, врач взорвался.

— Слушай, приятель, ты выглядишь как кусок дерьма, ясно? Яне хочу, чтобы ты появился перед родственниками этих несчастных в таком виде.

Он был прав, однако Шона так трясло, что еще одномуспасателю пришлось подойти к ним и придержать его голову. Руки спасателей врезиновых перчатках были неожиданно теплыми. Тот, что обрабатывал раны, непереставая жевал мятную жвачку, но ее запах, хотя и сильный, не заглушал запахамашинного масла и крови. Спасатель встал между Шоном и разбитой машиной, скореевсего, Для того, чтобы тот не видел, как из нее доставали тела его брата иневестки. Через его плечо Шон разглядел освещенный рассветным солнцем пейзаж,обрывистый берег, знаки «Проход запрещен».

— У них есть родственники, живущие поблизости? — спросилспасатель, впиваясь в жвачку предними зубами. — Трое детей, — ответил Шон.

— Черт, вот дела!

В кухне, залитой золотистым утренним светом, Шон все ещеслышал отголоски его слов.

— Ваши мама и папа не выжили, — сказал он детям. — Спасателиговорят, что они умерли... мгновенно. Им не было больно, и они не испугались.

Шон почувствовал, как Чарли, сидевшая у него на коленях,задрожала, словно птенец, выпавший из гнезда. Он обнял ее покрепче и, наклонивголову, уперся подбородком в ее мягкие волосы. Ему хотелось прикрыть девочкусвоим телом, как защитным коконом.

— Мне очень жаль, — пробормотал он. — Очень жаль. — Никогдаеще эти слова не казались ему такими неподходящими.

— А что у тебя с лицом? — тихо спросила Чарли.

— Пара царапин, вот и все. Поцарапался о колючки.

— Тебе больно?

— Скоро все заживет.

— А кто будет заботиться о нас?

— Я, солнышко. — Начальник патруля еще на месте авариивыяснил, что Шон единственный родственник детей и что сейчас они вбезопасности. Позднее к ним собирались прийти социальные работники, оценитьситуацию и подтвердить, что с детьми все в порядке. У Шона не было времениосмыслить до конца, какой груз он взваливает себе на плечи, но сейчас, глядя вглаза Чарли, он не мог сказать ничего другого.

— Мы оба, — вставила Лили. Слезы заливали ее лицо, но голосне дрогнул.

Камерон все еще стоял в дверном проеме. Казалось, пытаясьсдержать эмоции, он застыл от боли. Вероятно, он яснее всех понимал, что этойночью их жизнь раскололась на две половины, подобно айсбергу, и никогда уже нестанет прежней. Жизни, к которой он привык, пришел конец; детство осталосьпозади.

Лили снова взяла Камерона за руку, хотя минуту назад оноттолкнул ее.

— Камерон, мне очень жаль.

И снова он выдернул руку и отступил назад.

— И что? — злобно спросил он.

Лили посмотрела на Шона блестящими от слез глазами. Она чутьне зарыдала, но все же сдержала себя. На мгновение их взгляды встретились. Онпочти не знал эту женщину, но видел, что она испытывает такую же боль. Потомона моргнула, и ощущение близости прошло. Они снова были чужими друг другу.

— Камерон, — сказала Лили, — нам всем сейчас тяжело. Нестоит спешить.

— Еще! — Эшли подняла свой поильник.

Шон, Лили и Камерон одновременно потянулись за ним. Им всемотчаянно хотелось сделать что-нибудь привычное — налить малышке сок, вытеретькрошки с ее рта, ответить на телефонный звонок.

Шон не верил, что кто-то позвонит в такой час. Может, этоМора? Или дорожный патруль, который сейчас скажет, что произошла ошибка и ваварию попали совсем другие люди; их и видел Шон. Он снял Чарли с колен и взялтрубку телефона.

— Алло?

— Это Мелани Ларкин, из «Кей-Би-Ю-Зет-Ньюс». Я хотела узнатьподробности дорожного происшествия на Хайвей-101...

— Пошла к черту! — рявкнул Шон, с треском вешая трубку.

— Чехту! — повторила малышка, стукнув поильником по столу.

Чарли посмотрела на него расширившимся глазами. У Шонапокраснела шея.

— Прошу прощения. Какие-то репортеры хотели расспросить оподробностях происшествия.

— Откуда они узнали, что нужно звонить сюда? — спросилКамерон.

— Они прослушивают частоты полиции и «Скорой помощи» нарадио, — ответил Шон. — Правда, я все равно не представляю, как они нашлиномер.

Телефон снова зазвонил.

— Посмотри на определитель, — предложила Лили. Камеронвзглянул на маленький дисплей.

— Написано, что звонок с сотового. Номер незнакомый.

— Тогда пускай звонит, — сказала Лили.

— А еще лучше вообще выключить этот чер... телефон. — Шонвыдернул телефонную вилку из розетки.

В одной из комнат продолжал звонить второй аппарат, потомсигнал прекратился — это заработал автоответчик. Услышав сообщение, оставленноедля Кристел, они затрепетали, как будто перед ними промелькнул призрак.

Чарли склонила голову на бок, прислушиваясь.

— Мамочка, — прошептала она.

Воцарилось молчание, и Шон внезапно почувствовал, чтобессонная ночь навалилась на него тяжким грузом.

— Садись ко мне на колени. — Он взглянул на Чарли. Девочкаснова забралась к нему на колени, и Шону было приятно ощущать ее вес и тепло;карамельный запах волос Чарли успокаивал его. Внезапно Шона до боли смутило то,что он ищет утешения у этого испуганного, потрясенного ребенка.