Савкина усыновила некая семья Лаптевых, которые сейчас живут за границей. Это выдающиеся врачи, которые дали Ивану хорошее образование.

В-третьих, Лаптев владеет несколькими недвижимостями. Больницей, собственным домом и… участком земли в северной части Ленинградской области.

Все это Юмин прикрепил к своей схеме, провел с помощью ниток хронологию, но это ничего не дало. Тогда майору пришло в голову пробить по базе его брата Лаптева Дмитрия.

Тут следователь столкнулся с проблемой – файлов не было найдено. Ни единого доказательства того, что у Лаптева есть брат. Тогда Юмин пошел другим путем – он решил найти нужную информацию в базе данных приюта, в который некогда поступил Лаптев.

В ожидании, пока его запрос обработается, Алексей решил налить себе кофе. Отделение уже опустело, а тревога следователя не отпускала. Более того, Юмин не мог найти себе места. Он еще ни разу до этого не был настолько близок к разгадке этого дела. И еще никогда ранее его не терзали сомнения, что он что-то упустил из виду. С каждой черной мыслью о возможном поражении Юмину становилось все более тоскливо и боязно.

Наконец на экране компьютера высветилась информация. Юмин замер. Его сердце бешено колотилось в груди. Он открыл два дела, которые были заведены тогда – на Савкина Ивана и Савкина Дмитрия. В первом случае он обнаружил ту же информацию, что и Стас, а вот в случае со второй папкой… Она была практически пуста. Кто-то явно пытался скрыть следы, Алексей был в этом уверен. В папке, которая предназначалась для дела Дмитрия, совершенно не было никакой информации. Только то, что поступил мальчик, Савкин Дмитрий Павлович, и его сразу же усыновили. Но ни новая фамилия, ни дальнейшая судьба Дмитрия указаны не были. Это смущало Юмина настолько, что он чуть ли не завыл от безысходности, которая почти накрыла его с головой. Кто мог уничтожить все файлы? Кому это потребовалось?

Не было сомнений, что некий человек, возможно, сам Лаптев, скрывает факты. Уж слишком многое указывало на то, что Лаптев причастен к делу Спасителя. Но прямых доказательств у Юмина по-прежнему не было.

Следователь откинулся на спинку стула и закрыл глаза. Сейчас самое главное – не поддаваться нарастающей панике и мыслям, что все, что он сделал, было напрасно. Все равно так или иначе майору удастся разгадать эту загадку…

Юмин замер на мгновение, словно ему в голову пришла дурацкая мысль. На лице появилась довольная ухмылка, и, выпрямившись, он кинулся к клавиатуре.

– Ты должен был оставить хоть какую-то зацепку, – прошипел майор, ища нужную вкладку в базе.

Его уровень доступа к запрещенной информации был самым высоким. Это означало, что Юмин мог открыть любой засекреченный файл, который хранила база. Этим он и решил воспользоваться.

Найдя вкладку, Юмин нажал кнопку «запросить доступ». Ему казалось, что секунды длятся как минуты, а полоса авторизации и проверки уровня доступа и вовсе замерла на месте. Но уже через пять секунд доступ был разрешен.

– Да, детка! – воскликнул он и окунулся в тонны информации.

Времени оставалось все меньше, поэтому Юмину приходилось спешить, чтобы найти то, что он хотел.

– Ты должен был оступиться, – бормотал себе под нос майор, просматривая кучу папок, в которых хранились протоколы и прочая информация.

Спустя время, едва ли не сдавшись после бесплодных поисков, Алексей ввел в поисковую систему запрос: «Савкин Иван, Лиственница». Информация обрабатывалась быстро, но не так, как хотелось бы Юмину. Экран был заблокирован, и выполнять какие-либо другие действия было невозможно – шкала поиска должна была дойти до ста процентов.

Наконец система нашла всю информацию, и майор начал ее изучать.

Год и место рождения Алексей пропустил. Нашлась карта болезни, но ее пришлось быстро отсмотреть по ключевым словам, так что ничего подозрительного не обнаружилось. Потом майор решил отследить временную шкалу от момента усыновления до настоящего времени. Здесь информации было больше, чем нужно, вплоть до статуса в социальной сети и номера кредитной карты. Но ничего, что могло бы его зацепить, снова не было.

Озлобленный Юмин дернул мышкой и случайно нажал на временный файл «Лиственница».

– Сука, – выругался он, но система уже начала выполнять его запрос.

Отменить процесс было невозможно, поэтому майор принялся ждать. Через пару минут информация была доступна к прочтению. В папке оказалось несколько засекреченных файлов, которые были разрешены к просмотру лишь тем, чей уровень был столь же высоким, как у Юмина.

Майор щелкнул на первый файл, система одобрила доступ. Здесь был отрывок статьи из газеты, который был законспектирован в протокол:

Убийство на грани ревности или тщательно спланированное убийство?

18 июля 1996 года в 01:00 произошло возгорание, которое унесло жизни двух взрослых людей. Женщина и мужчина сгорели заживо, двое маленьких детей чудом сумели спастись. Все указывает на то, что некий Антон Борькин на почве ревности решил устроить поджог. Расследование не нашло улик, никто, кроме детей, не дал показания. К тому же никто не видел, как Борькин той ночью выходил из дома. Все обстоятельства лишь косвенно указали на единственного подозреваемого, но спустя два месяца обвинения с него были сняты. Детей усыновили две семьи. Дело закрыто.

Юмин продолжил рыскать в этой папке, нашел еще несколько статей и рапорт, составленный местной милицией. И правда, ни единой зацепки не было найдено. Лишь показания Ивана послужили основой для возбуждения дела. Это было странно.

Здесь же было прикреплено фото мальчика, поэтому Юмин решил провести идентификацию по фотоснимку, применив состаривающий фильтр. Весь процесс занял не более шести минут. Юмин не удивился, что фото Лаптева с точностью совпало с состаренным изображением ребенка из Лиственницы. Надпись на экране гласила: «Совпадение 100 %».

Юмин поспешно встал, на ходу записал на отрывном листке новую мысль и прикрепил ее к пробковой доске. Туда же полетели другие умозаключения, вопросы и догадки. Но пока ясной картины майор не видел.

Да, Лаптев каким-то образом замешан в махинации и подделке документов на патентование лекарства, вынудив своего старого соседа подписать документы за крупную сумму. В базе данных есть засекреченные файлы, которые косвенно приводят к умозаключению, что Лаптев как-то причастен к истории с пожаром, в котором погибли его мать и отец. Но, быть может… маньяк – это его брат, информации о котором практически нет?

Юмин нахмурился. Если бы ему удалось раздобыть фото Дмитрия, хотя бы самое простое, то дело смогло бы продвинуться на миллиметр. Но времени совершенно не было.

Юмин вновь сел за компьютер и нашел еще одну очень странную папку.

1995 год. За год до пожара погиб маленький мальчик, Иван Репкин – утонул практически на мелководье. Из рапорта следовало, что он очень хорошо дружил с Лаптевым. Его тоже звали Иваном, но в показаниях, которые оставил Лаптев, упоминалось, что мальчик просил называть его Яном.

Юмин взглянул на фотографии утопленного мальчика. На его шее висел православный крест. Ничего такого, что можно было бы посчитать за улику, но крест точно такой же фактуры и дизайна носил Лаптев.

Юмин начал рыскать в распечатанных бумагах и показаниях свидетелей. Он чувствовал, что что-то упускает. Какую-то маленькую деталь. Это дело стало проклятием для Юмина, но сдаваться он не намеревался. Он снова открыл современную фотографию Лаптева и убедился, что крестик точно такой же. Юмину не показалось. Он начал думать, не причастен ли Лаптев к смерти того маленького мальчика? Ведь остальные записи говорили, что перед его смертью ребята часто ссорились.

Юмин встал со стула и записал новый вопрос на пробковой доске: «Зависть?» И прикрепил листочек сверху, там, где было раннее детство Лаптева.

В следующем документе говорилось, что Лаптев в детстве имел садистские склонности по отношению к животным, интересовался биологией и строением организма. Так от рук маленького мальчика пострадали шесть деревенских кошек и десять полевок. Одна из свидетельниц, пожилая женщина Надежда Ломоносова, обращалась в милицию. На Лаптева многие жаловались, что он причастен к смерти бедных, ни в чем не повинных животных. А после того, как случился пожар, все ужасы прекратились…

Конечно, улик было мало, и все они были косвенными, но уже появился шанс разгадать тайну Спасителя.

Но что-то все равно не вязалось. Почему у Лаптева точно такой же крестик, как и у его старого друга детства? Что их связывало? Неужели они оба верили во Всевышнего? Что-то не сходилось.