в ресторан, и сразу же чувствую себя не в своей тарелке. Знаю, что снова краснею. Но на этот раз от волнения. Я закрываю глаза и делаю глубокий вдох. Тепло чьей-то руки отвлекает меня от моих мыслей. Я поднимаю взгляд и вижу, что Колби стоит у открытой двери. Я и не заметила, что он уже вышел из машины и подошел ко мне.

– Все в порядке? – спрашивает он, нахмурив брови. Его рука большая, теплая и на удивление успокаивающая.

– Да, в полном. – Я выхожу из машины, но он не отпускает мою руку.

Колби берет меня под руку, прежде чем провести внутрь ресторана к богато украшенной стойке ресепшн.

– Мистер Найт? – спрашивает сотрудница ресторана, увидев нас. Он поворачивается к ней.

– Да, это я.

– Сюда, – говорит хостес, ведя нас по тихому коридору, освещенному такими же золотыми бра, что и на стенах снаружи. Она подводит нас к отдельному столику в углу большого ресторана. Он находится достаточно далеко от других, как раз чтобы создавать тихую и романтичную обстановку. Будь это настоящее свидание, конечно же.

Уютный круглый стол с мерцающей свечой в центре накрыт классической белой скатертью. К столу придвинуты два кожаных кресла. Хостесс покидает нас, когда к нам подходит официант по имени Пьер, молодой человек с ухоженными черными волосами. Пьер подходит ближе и отодвигает мой стул. Я сажусь, и он кладет салфетку мне на колени. Колби усмехается, видя удивленное выражение моего лица. Я никогда не была в таком шикарном месте, где тебе на колени кладут салфетку, и даже не знала, что так вообще можно.

Следующим он отодвигает стул для Колби и протирает его специальной салфеткой. Мы заказываем напитки, Колби берет только воду, а я прошу бокал вина, надеясь успокоить нервы.

Как только Пьер уходит, Колби поворачивается ко мне.

– Если твоя салфетка сдвинется, я могу помочь положить ее обратно тебе на колени.

Я закатываю глаза, но втайне радуюсь, что он снова стал вести себя как обычно несносно. В последнее время эта черта характера кажется мне более милой, чем раздражающей. Но я никогда не скажу этого Колби.

– Ты нервничаешь, – говорит Колби, глядя на мои пальцы, которые постукивают по столу.

Я глубоко вздыхаю.

– Я чувствую себя не в своей тарелке. – Я опускаю взгляд на свою руку, убираю ее со стола и кладу себе на колени.

– Ты не вписываешься только потому, что ты не такая чопорная и претенциозная, как все остальные, – шепчет он, и на его лице появляется легкая улыбка. – Если бы ты была такой, я бы не захотел провести с тобой вечер.

От его слов у меня мурашки бегут по коже. Он говорит о сегодняшнем вечере так, словно это настоящее свидание. В его словах мелькает оттенок страсти.

К счастью, Пьер прерывает напряженный момент. Он ставит перед нами напитки и два самых красивых меню, которые я когда-либо видела. Чехлы, как и на наших стульях, сделаны из кожи, но внутри – белый лен с золотыми тиснеными буквами.

– Я знал, что тебе понравится меню, – размышляет Колби, явно наблюдая за моей реакцией.

– Здесь так красиво. – Я оглядываюсь по сторонам, отмечая старые оштукатуренные стены и деревянные полы, цветочные композиции и камин, освещение и музыку. Все это создает идеальную атмосферу.

– Романтично, да? – Он двигает темными бровями вверх-вниз.

– Да. После твоего обучения я стану экспертом по свиданиям.

Что-то мелькает на его лице, но изменение в мимике настолько быстрое, что я не успеваю его уловить. Колби вновь обаятельно улыбается и изучает меню.

– Сегодня ты пьешь только воду? – спрашиваю я, делая глоток вина.

Он вздыхает.

– Да, я знаю. Вода – это так скучно. Но я не пью много во время матчей. Я должен не отставать от молодежи.

– Это сложно?

Он усмехается.

– Ну, я по-прежнему быстрый и сильный. Но всегда есть кто-то моложе, проворнее и талантливее. И теперь, когда мне тридцать, давление усиливается.

– Но ты еще так молод. – Я изучаю его. Среди его темных волос нет ни одного седого.

– Тридцать – это молодой возраст для всех, но только не для хоккеистов. – Он поднимает руку и разминает ее. – Но не забивай этим свою хорошенькую головку. Я все еще на высоте.

– Расскажи мне еще о своих родителях, – прошу я, вспоминая, как он рассказывал об их разводе по дороге в ресторан. Мне любопытно, почему он так мало их упоминает. Должно быть, он нечасто говорит об этом.

Он драматично выдыхает.

– Еще один важный урок: не спрашивай о родителях на первом свидании.

Я закатываю глаза.

– Но это наше второе ненастоящее свидание. Так что все в порядке.

Он наклоняет голову вбок, как будто обдумывает мой вопрос.

– Я думаю, это больше похоже на беседу на пятом свидании.

– Ну, поскольку у нас не будет пятого свидания, нам, вероятно, стоит забежать вперед.

Он стонет.

– Я и не подозревал, что вы такая нарушительца правил, доктор Вудкок.

Я барабаню пальцами по столу.

– Ладно, расскажу. – Он откидывается на спинку стула. – Мой отец бросил меня и мою мать. Сказал, что он слишком молод, что еще не нагулялся и ему нужно познать жизнь, пока он молодой. Так он и сделал. Кто знает, со сколькими женщинами он был, пока его нынешняя подружка не забеременела. Так и появилась на свет моя младшая сестра. Он все еще с Серенити, но скоро ему это надоест.

– Ого, это, должно быть, было тяжело для вас с мамой.

– Было отстойно, – честно признается он. – Трудно было наблюдать, как моя мать годами убивается из-за этого. Поэтому у меня не было желания заводить отношения. Влюбленность казалась мне ужасной. Опасной.

– Но ты передумал? – спрашиваю я.

Он одаривает меня полуулыбкой.

– Я так был рад за маму и моего нового отчима Чарли. Он правда ее любит. Чего она и заслуживает. Чарли так добр к ней. И как я мог не хотеть того, что у них есть? Или что есть у Уэста и Мэл, у Митча и Энди? Митч влюбился, и теперь мне действительно приятно проводить с ним время. Хотя, мой отец – противоположный пример, за ним тянется целая вереница разбитых сердец. Я не хочу быть таким. Женщины, с которыми я встречался, всегда знали, во что ввязываются, но часто передумывали в процессе и хотели серьезных отношений. Я причинял людям боль, ненамеренно, но причинял же.

Губы Колби слегка поджимаются, и он изучает свое меню. Он выглядит искренне встревоженным тем, что мог ранить других.

Пытаясь смягчить обстановку, я говорю:

– Митч был