По отбытии курьера, который привез из Франции – от послаБарятинского – требование к барону Корфу незамедлительно воротиться в Париж,ибо его ждут там некие безотлагательные дела, Димитрий Васильевич осталсянаедине с графинею и еще раз поблагодарил за счастье знакомства с ееочаровательной племянницей.

– Вы даже не можете себе вообразить, графиня, сколь многозначит для меня невинность этой жемчужины! – с восторженной нежностьюпроговорил он.

Без сомнения, барон был утомлен прошедшим днем и взволнованпредстоящей ночью, иначе он не был бы так безудержно откровенен с графиней.

– Мало кому ведомо, ваше сиятельство, – говорил барон,выпивая для спокойствия рюмочку кларету и потчуя графиню, – что я уже былженат…

– Вы?! – вскричала достопочтенная дама, пораженная до глубиныдуши не столько самим фактом, сколько тем, что она – она! – не имела об этомдоселе ни малейшего представления.

– Да, я, – подтвердил барон. – Брак мой свершился давно –мне было тогда едва ли семнадцать. Полжизни тому назад! А длился он всего лишьдва месяца и не принес мне ничего, кроме несчастья, поэтому, надеюсь,извинительно мне стараться не вспоминать о нем. Подчеркиваю – я был молод истрастно влюблен в соседку нашу по имению… У меня не было никаких шансовдобиться расположения милейшей Оленьки, так как вокруг вились самые завидныеженихи. Я горевал… Чтобы излечиться, уехал к родственникам в Ригу, а воротясьчерез месяц, нашел Оленьку совершенно ко мне переменившейся! Словно бы разлукаоказалась тем вихрем, который раздул искорку чувства в бушующий костер. Бываютдураки на свете, и я в ту пору был из их числа! – заметил барон как бы вскобках, и графиня, не понимавшая, куда он клонит, вежливо, но сочувственноулыбнулась в ответ. – Ну, что долго тянуть с рассказом… я сделал предложение –оно было радостно принято. Чванливые родители Оленьки лили над нами умиленныеслезы и не перечили, когда я заспешил со свадьбою. Минул едва месяц… нет,недели две моего жениховства («Какое совпадение!» – мысленно усмехнуласьграфиня), а я был уже обвенчан с любезною моею. Но, как ни был я в ту порупрост и невинен, все же я кое-что знал об отношениях полов. Страшное подозрениезародилось у меня в нашу брачную ночь; но Оленька была так мила и нежна сомною, что я гнал его прочь от себя. Вы же знаете, как слепа любовь!

– Да, знаю, – машинально проговорила графиня; ее вдругначала бить дрожь.

– Прошел месяц блаженства нашего, – продолжал барон. – Кконцу его я усомнился в любви ко мне жены. Чудилось, я ее раздражаю несносно!Впрочем, она вообще была нервна: чуть что, падала в обморок, ее мутило отзапаха еды… Вскоре я узнал, что буду иметь счастье оказаться отцом.

Графиня поперхнулась и отставила свою рюмку.

– И вот однажды, – продолжал барон, сурово глядя в какую-токнигу, словно читал там о своем печальном прошлом, – однажды жена мояоступилась на лестнице, упала… у нее случился выкидыш, и она умерла от потерикрови.

– Какое несчастье! – чужим голосом воскликнула графиня.

– Горе мое было ужасно, однако усугубляло его то, что женамоя выкинула трехмесячный плод, хотя со времени нашей свадьбы минул лишь месяц!

Все враз сделалось мне понятно. Я мечтал о любви, а меняпоймали, как дурака. Мною пользовались, как куклою без чувств и мыслей. Горшевсего было то, что я сознавал: ежели бы она призналась, ежели попросила бы уменя помощи!.. Я счастлив был бы спасти ее от позора, ибо любил ее без памяти.Но… но случилось то, что случилось. И это совершенно изменило меня самого ижизнь мою. Я более не мог удовлетворяться участью богатого недоросля, каким былпрежде. Я начал учиться, поступил в армию, затем в дипломатическую службу.Судьба с тех пор была ко мне благосклонна, женщины не обходили меня своимвниманием, да и я не обижал их отсутствием внимания своего, что скрывать! Ноеще тогда, в тот день, когда я узнал о тайне жены моей, я поклялся себе: еслирешусь жениться – о, в ту пору сие казалось несбыточным! – то женою моею станетюная, неиспорченная, невинная девица. Лишь увидев Марию, я понял – судьба ивпрямь благоприятствует мне! Замкнулся круг моих исканий… Что с вами, графиня?!– Димитрий Васильевич испуганно вскочил.

– Ни-че-го… – Графиня отвернула от него побелевшее лицо. Итотчас ее бросило в жар, да так, что она начала задыхаться. Надо было уйти вочто бы то ни стало! В последние минуты ей чудилось, будто барон каждым словомсвоим вгоняет ей раскаленные иглы под кожу. Еще мгновение – и ее хватит удар! –Я немного устала. Простите, но…

– О, это вы простите меня! – Барон поцеловал похолодевшуюруку Евлалии. – Сам не знаю, что за болтословие на меня нашло. Покойной ночи,дорогая тетушка. Не откажите в любезности сказать Марии Валерьяновне, что ябуду у ней самое большее через полчаса. Ванна моя уже простыла, вероятно; нучто ж, тем скорее я ее завершу!

Он вышел, оставив графиню в состоянии, близком кумопомешательству, но все ж у нее еще достало сил добраться до комнат, где ееожидали Елизавета с дочерью, достало сил произнести: «Мы погибли… позор…»

Какое-то время в будуаре царила гробовая тишина. Елизавета иМаша смотрели друг на друга испуганными глазами, графиня с закрытыми глазамиполулежала в креслах, бормоча себе под нос одно только слово:

– Позор… позор…

В конце концов Елизавета, которой нестерпимо сделалосьвидеть в глазах дочери это затравленное выражение, не выдержала:

– Полно вам, тетушка! Что вы, право, заладили: позор дапозор! Думать надо, чем делу помочь, а не твердить одно и то же!

Тетушка Евлалия Никандровна от изумления примолкла вдруг,подумав, что доходившие до нее слухи о нелегкой жизни племянника Валерьяна сэтой особою, пожалуй, были верны.

Быстрый, не выносящий никакой безвыходности ум Елизаветывмиг осмыслил ситуацию и выдал ответ.

– Мы должны во всем немедля признаться барону! – проговорилаЕлизавета, глубоко вздохнув, словно в ледяную воду бросалась, – и невольноулыбнулась, увидав, каким облегчением осветилось Машенькино лицо.

– Благослови вас бог, матушка! – вскричала она пылко. – Я бытолько этого и хотела. Димитрий Васильевич такой добрый, ласковый – грех, нугрех же его обманывать! И он простит меня, я знаю, я это чувствую!

– Да вы никак спятили обе?! – взвилась Евлалия Никандровна;от возмущения такой глупостью ее слабость как рукой сняло. – Точно, спятили!Где вы раньше были, такие честные? Раньше, раньше признаваться надо было! Атеперь, после всего, что он мне поведал… теперь как? Как теперь признаться,скажите-ка?!