«Вы будете сами его хоронить? Если хотите, я могу об этом позаботиться. За определенную плату, разумеется. У меня есть знакомые в этом бизнесе, они сделают все по высшему разряду», – беспристрастным голосом, словно речь шла о погоде, вещал адвокат.

Перед тем как прикурить от позолоченной зажигалки Zippo, с которой на меня сапфировыми глазами сверкнул золотой лев, он толстыми пальцами-колбасками тщательно размял фильтр длинной дамской сигареты. Мы встретились недалеко от метро. Мне казалось, что среди скопления людей я буду чувствовать себя уютнее. Ничего подобного. После сообщения адвоката о странной смерти Корецкого у меня было ощущение, будто бы мне со всей силы двинули локтем в солнечное сплетение и теперь я не могу ни вдохнуть, ни выдохнуть.

«Вы уже в курсе, что вам достанется его квартира? Я имею в виду квартиру Веры Сергеевны, которую она предусмотрительно переписала на него. Не знаю, зачем она это сделала, – вас ведь, женщин, никогда не поймешь».

Корецкий оказался еще более ловким мошенником, чем я думала. Обмануть Верку, которая сама себе не верила и всегда по десять раз измеряла, прежде чем отрезать, было верхом мастерства. Как никто другой я прекрасно понимала, что она чувствует в этот момент. Отныне мы навсегда были с ней соединены невидимой пуповиной боли, и я видела сквозь призму событий и расстояний, как мои мысли воспроизводятся в ее одуревшей от горя голове. Мне не хотелось выдавать себя, но я все-таки спросила:

«А как она вообще, не знаете?»

«Слышал, сильно болеет в тюрьме. Корецкий обещал продать квартиру, чтобы вытащить ее на волю, но потом передумал. Кстати, близких родственников у вашего мужа нет, его мать умерла пять лет назад. В течение полугода могут объявиться дальние. Бывшие жены, дети, троюродные племянники и все такое. Вам следует быть к этому готовой, а я, в свою очередь, всегда помогу вам, чем смогу».

«Не сомневаюсь, что вы просто гений во всем, что касается обдирания вдов и сирот. Мне крупно повезло, что я вдруг оказалась с вами по одну сторону баррикады! Знаете, кто вы на самом деле? Упырь. Я бы даже сказала, ленивый упырь. Вы ведь даже не пытаетесь убить жертву, а просто ждете, пока человек отбросит копыта от свалившихся на него бед, с тем чтобы побыстрее примчаться на место трагедии и отсосать там побольше денег».

Толстяк обиженно посмотрел на меня и быстро посеменил прочь к своей пухлой, под стать хозяину, машине. Ей-богу, я не хотела его оскорбить, но воспринимать юридический цинизм этого лоснящегося борова в тот день у меня не было сил. Однако еще меньше у меня было сил заниматься похоронами Корецкого, поэтому, взвешивая все «за» и «против», я окликнула его и извинилась за свои слова. Адвокат был надут и обижен, но быстро сменил гнев на милость, как только я помахала у него перед носом пачкой банкнот, которые достанутся ему, как только он возьмет на себя все траурные хлопоты. Я хотела уже попрощаться с ним, но один вопрос мне все же не давал покоя.

«Скажите, он сильно мучился?»

«Честно говоря, не знаю. Никто не может точно сказать, что именно произошло. Согласно официальной версии, Алексей врезался в спиленное дерево, пролетел метра два и с размаху напоролся на острые сучья бурелома. При этом он был исцарапан так, что мама родная бы не узнала. Словно его за ноги привязали к багажнику джипа и прокатили лицом вниз по извилистой лесной дороге».

Мое солнечное сплетение опять заныло, и я схватилась рукой за грудь.

«Вам плохо? Давайте присядем где-нибудь в кафе».

Он был противен мне, как влажная бородавчатая жаба, этот адвокат, но что-то удерживало меня рядом с ним. Мне казалось, он должен сказать мне нечто очень важное. Мы сели в открытом уличном кафе. Было начало марта, и весна только-только начала прогревать город теплым солнышком. Несмотря на то что вдоль тротуаров еще лежали кучи грязного снега, на улице, как подснежники из-под земли, начали проклевываться первые зонтики кафе. Я выпила апельсиновый сок и подставила лицо теплым лучам. Вспомнился Корецкий и наша первая встреча приблизительно в это же время два года назад. Почему я так любила его? Почему до сих пор не могу забыть, несмотря на то что его нет больше в моей жизни. Несмотря на то что его вообще больше нет ни в какой жизни. Думая о своей пагубной страсти к вещам, я не раз отмечала, что жажда обладания очень напоминает мою ненормальную любовь к Корецкому. Он всегда был для меня чем-то отстраненным – яркий бриллиант, защищенный пуленепробиваемым стеклом в музее. Его душа – вечно загадочная субстанция, которой я пыталась, но никогда не могла окончательно завладеть. Так бывало в моих снах, когда я находила какую-то прекрасную вещь, благодаря которой могла бы измениться вся моя жизнь. А может быть, и жизнь всего человечества в целом. Непонятно, что именно это было – вещь, человек или даже животное. Но оно звало, манило за собой… И я уже практически владела этим прекрасным объектом, как вдруг появлялся кто-то посторонний или хозяин вещи и мешал мне. И мне приходилось срочно убегать, ретироваться. Факт не-обладания этим предметом давил и мучил меня потом еще долгое время. Проснувшись после этого сна, я всегда ощущала странную тоску по чему-то, что опять выскользнуло у меня из рук. Возможно, наяву Корецкий был для меня тем волшебным существом, которое заманивало, завораживало и навсегда ускользало из рук. Говоря о людях, мы часто используем выражение – бездушный. То есть похожий на что-то неживое, на предмет. Но относительно своей любви я нашла новый термин – «слишком одушевленный». Корецкий был красивой, одушевленной вещью, идолом для поклонения, тварью, которая вымотала всю мою душу и теперь умерла, оставив массу нерешенных вопросов.

Адвокат курил и молчал, терпеливо ожидая, пока я смогу снова продолжить деловой разговор. Наконец, я очнулась от своих мыслей и с трудом, будто остатки зубной пасты из перекрученного тюбика, выдавила из себя слабую улыбку.

«Все в порядке. Так что говорит неофициальная версия?»

«Его приятели неслись следом за ним на снегоходе. Расстояние было между ними, ну, может, метров 200 максимум. Глупо, конечно, было гонять с такой скоростью по талому снегу. Так вот они видели, как какое-то странное белое животное – мохнатое и огромное, как оборотень, выскочило на тропинку. И якобы эта «невиданная зверушка» бросилась на вашего мужа и одним ударом скинула со снегохода на острые сучья. Парни в один голос клянутся, что это правда. Предполагаю, что на дорогу выскочила бездомная собака, а Корецкий, пытаясь объехать ее, со всего размаха врезался в дерево. Но что касается ее гигантских размеров, то вряд ли. Скорее всего, ребята дружно обкурились марихуаны».

«Корецкий не выносил наркоты. Он слишком трясся над своим здоровьем. Бедняга был уверен, что будет жить вечно, и прилагал для этого максимум усилий».

«Увы, никто не знает, что день грядущий нам готовит. И, к сожалению, то, что видел ваш супруг в последний момент своей жизни, мы тоже не узнаем никогда. Может, белую кобылу с красными крыльями, а может, святого Петра-апостола. Жаль, конечно, его. Молодой и красивый. Впрочем, вам все это на руку, теперь вам достанется его квартира и кое-что на счетах…»