– Ну а ты что мне принёс? Небось золотой самородок,который на поверку окажется обманкой, золотом дураков?[14] Иликакой-нибудь никчёмный булыжник, где чешуйки слюды тебе показались ЗвёздамиБездны?.. Что ж, мы тут как раз пол взялись чинить, нам всякая каменюкасгодится…

Распорядитель опустил к ногам старца тяжёлый меховойсвёрток, с величайшим бережением привезённый в конском вьюке. Не спешарасстегнул ремни и раскрыл толстую, густую овчину.

– Смотри сам, дед.

Он был опытен и сложил свою ношу не абы куда. В это местопадал с потолка солнечный луч – многократно отражённый и оттого ставший мягким,рассеянным. У Каттая отчаянно заколотилось сердце. Здесь, в Сокровищнице, онтолько что насмотрелся чудес, по сравнению с которыми его собственная находкауже казалась незначительной, серенькой и невзрачной. В самом деле – только напочинку пола пустить…

Между тем внутри овчины обнаружился кусок блестяще-синегошёлка. И в этом шелку лежал не очень большой – со среднюю дыню – продолговатыйвалунок льда. Отполированный и идеально прозрачный. Лёд, застывший столь давнои столь крепко, что ни жар солнца, ни – подавно – тепло человеческих рук уже немогли его отогреть. О том, что эта вода была когда-то живой и текучей,напоминали только вмороженные внутрь кочки земли, поросшие заиндевелой травой.Казалось – колоски и траву в хрустальной глубине до сих пор овевал неосязаемыйветер…

– Кремнёвый дикарь!..[15] – сзаконной гордостью проговорил Шаркут. Хотя, конечно, Хранителю никакихпояснений не требовалось.

Старик разгладил бороду и, не отрывая взгляда от камня,только спросил:

– Твой мальчишка нашёл, я полагаю?.. То-то ты его сюдаи привёл?

– А знаешь, где нашёл-то? – довольный тем, какХранитель воспринял подношение, засмеялся Шаркут. – Нипочём недогадаешься. В стенке штольни, возле самых ворот. Камень как камень, лежал себеи лежал! Добрых пять лет на него крепь опиралась. А мой малявка пристал – стукнида стукни. Я стукнул, корку отбил, потом рукавом протёр – и аж глазазаслезились!.. Красавец, а? Этот малый, как подрастёт, чего доброго, самИстовик-камень сыщет…

В его голосе звучала почти отеческая гордость за своеголозоходца.

– Не упоминал бы ты всуе… – неодобрительно буркнулХранитель.

И в это время Каттай учуял запах. Несильный, но явственный.Запах сразу ему не понравился. Зачарованный великолепием Сокровищницы, он успелбыло отвлечься от чёрной жути, накатившей на него снаружи, но тут ощущение вернулосьсразу и прочно. «Почему, во имя Лунного Неба?..» Запах вроде бы даже не нёс всебе ничего особо пугающего – ни разложения, ни крови. Так могло бы пахнутьсдобное печенье, забытое и завалявшееся в коробке. Беда только – ни к какомупеченью этот сладковато-затхлый душок касательства не имел. Было в нём что-то…Каттай бы не взялся толком сказать… неестественное, неправильное. НЕХОРОШЕЕ…

Ему сразу захотелось зажать пальцами нос, а лучше вообще невдыхать, пока они с Шаркутом не выберутся наружу. Тем не менее мальчик сперваоглянулся, а потом даже сделал шаг в сторону – посмотреть, откуда же пахнет ичто там такое. Это была дерзость, конечно, непростительная, и он сразувернулся. По счастью, старик и распорядитель, занятые кремнёвым дикарём(который Каттай, зная, что поименовать камень ему никто не позволит, всё жеименовал про себя «Степное предзимье»), не обратили на короткую отлучку рабаникакого внимания. А может, и запаха не учуяли, ибо давно привыкли к нему.

За извитыми и складчатыми, точно обвисшие знамёна, колоннамиКаттай увидел огромную глыбу. Цельный занорыш, вырубленный в руднике ипритащенный сюда неимоверными, должно быть, трудами. Уж верно, не обошлось безпогибших невольников, как дома, в Гарната-кате, когда очередному вельможедоставлялось его Посмертное Тело… Каменотёсы проделали в глыбе дверь соступеньками, и хитроумно направленные лучи (не то запрятанные светильники, подиразбери) заставляли кристаллы вареника,[16] крупно выстилавшиезанорыш, сиять мрачным багрово-фиолетовым светом. А посередине было устроеноложе. И на этом ложе, всё громче постанывая то ли от муки, то ли отнаслаждения, ворочалась обнажённая женщина. Не особенно молодая, совсем нестройная и не очень красивая. И с нею был мужчина. Раб. Грязный, косматыйрудокоп из забоя, прикованный цепью к стене. За ним, поигрывая в руке кнутом,наблюдал дюжий надсмотрщик. Очень скоро раба предадут мучительной смерти, поприхоти Хозяйки возрождая легенду о древней царице, казнившей мужчин после ночилюбви. Пока же она извивалась в бесстыдном приступе страсти, и на рыхломбледном теле переливались драгоценности, перед которыми всё праздничноеубранство государыни шулхаддаты показались бы горстью побрякушек из захудалойлавчонки…

И надо всем этим плыл, завиваясь из маленькой курильницы,гнилостно-сладкий дымок. Угрюмое свечение камней и его окрашивало зловещимпурпуром…

– …Я так прямо на шёлке бы и оставил, – убеждалХранителя Шаркут.

– Ну да. Ты ещё овчинку подстели, чтобы ему лежалосьпомягче…

Когда они садились на отдохнувших коней, собираясь вобратный путь, негаданно подсмотренное в Сокровищнице продолжало висеть передвнутренним взором Каттая. Однако вместе с холодным ветром за пределами Долиныявились иные, более важные мысли, и примерно посередине дороги мальчикотважился спросить:

– Не прогневается ли великодушный и милостивый господинмой, если ничтожный раб попросит его растолковать одну малость?..

– Спрашивай, – разрешил Шаркут. Каттай удачновыбрал время: властелин и гроза Южного Зуба пребывал в самом добромрасположении духа.

– Господин мой, правда ли то, что сказал почтенныйХранитель? О том, что рабу, отыскавшему россыпь Звёзд Бездны, в старину давалисвободу?..

– Правда. Только при мне подобного уже не случалось.

– Господин мой… А что, если бы некий раб вновь нашёл подЮжным Зубом жилу Пламени Недр?..

Шаркут некоторое время раздумывал, покачиваясь в седле втакт шагу буланого. Волчонок, ехавший сзади, внимательно прислушивался к ихразговору.

– Я думаю, – сказал наконец распорядитель, –для такого раба наградой была бы по крайней мере половина выкупа на свободу.Только у кого же получится то, что не удалось никому?..

В этот день на руднике Южного Зуба произошло ещё однособытие. Оно было не очень значительным в истории прииска. Куда такой мелочипротив бунта каторжан или убийства надсмотрщика! Всего-то стычка между рабами,да и те были – смех сказать, подростки, таскавшие в отвал тележки с пустойпородой. Этот случай не породил не то что легенд – даже и пересудов. Хотя дляодного из рабов он кончился смертью, а у другого – направил в иное руслосудьбу.