…Чистейший рубин не меньше мужского кулака величиной. Тщательноогранённый, он сиял тревожно-алым огнём в зелёном, как бархатный лесной мох,скальном гнезде. Вглядись в его глубину – и отступит тоска, вернутся утраченныесилы, по-новому застучит сердце, наполняясь безудержной беспощадностью…

…Топаз, золотой, словно осенний лес под спокойнымбезоблачным небом… словно выдержанное халисунское вино, которое пьют не спеша,ибо оно настраивает на размышление о вечном… Камень громаден, силуэт его чем-тонапоминает человека, сидящего на земле в позе мудрого созерцания. Пусть Боги,Которым мы поклоняемся, позволят нам когда-нибудь стать подобными этомукаменному мудрецу. Так же, как он, усмирить в себе опасные страсти, неверностьи гнев и принимать любое мгновение жизни с безмятежностью и блаженством…

Некоторые самоцветы Каттай узнавал, о других ему вполголосарассказывал Шаркут. Каттай старался запомнить каждое слово, понимая, что другойпоездки в Сокровищницу может и не случиться…

Потом мальчик заметил, что в подземелье шла своя особаяжизнь. Где-то слышались приглушённые голоса, то тут, то там на дорожкепопадались слуги в опрятных белых передниках. У них были в руках ведёрки итряпки – для того, чтобы дивные камни радовали глаз своей вечной игрой,Сокровищнице требовался уход. Чистка от пыли была необходима неприступнымалмазам, чьи россыпи Каттай успел заметить вдали, там, где из-под высоковознесённого потолка падал целый сноп ярких лучей…

Каттай и Шаркут перешли по деревянному мостику глубокий,дышащий холодными брызгами поток, без которого Сокровищница была бы поистине несовершенна. Тут Каттай неожиданно увидел, как двое рабов, засучив повышепортки, извлекали из бегущей воды широкое деревянное решето. Выглядело оно так,словно часто и подолгу находилось в воде. За рабами пристально наблюдалседобородый старик с посохом, чем-то напомнивший Каттаю мастера Каломина. Когдаже солнечный свет коснулся того, что покоилось в решете, мальчику показалось,будто у ручья вспыхнуло пламя.

– Господин Шаркут!.. – испугался он. – Чтоэто?..

На ум ему успели явиться мысли о грозной справедливостидалёких веннских Богов: а что, если она уже начала совершаться?..

– А-а, заметил! – Распорядитель даже свернул сдорожки, по которой они шли, и приблизился к рабам. Те с видимой натугойпереносили тяжёлый камень прочь от ручья, чтобы поставить на место. – Этоогнистый опал, по-нашему – Пламя Недр. Слава Южного Зуба… – Почесал бородуи добавил с видимым сожалением: – Бывшая слава…

– Почему? – удивился Каттай.

– Потому, что залежи огнистых опалов иссякли. Три годаназад. А ведь ради них двадцать девятый уровень начали, самый нижний…

– Иссякли, как… тот изумрудный забой, куда ты водилменя, господин?..

– Нет, не так. Зеница Листвы исчезла вместе с гранитом,в котором её находили. А здесь – порода осталась, но самоцветов в ней большенет.

Каттай набрался решимости:

– Не объяснит ли мой господин, почему Пламя Недротмачивают в ручье? Ведь Пламя… и вода…

На его родине огонь возле воды не только не разводили, нодаже не упоминали, чтобы не оскорбить ни одну из стихий.

Шаркут был не особенно словоохотлив, но за него неожиданноответил старик:

– Ты, маленький лозоходец, может быть, вправду видишьскалы насквозь, но рудословию ты совсем не обучен. Это плохо. Значит, ты неумеешь правильно истолковать внятное твоему духовному оку. Надо бы тебе посидетьв мастерских гранильщиков и послушать, о чём они толкуют за верстаками!

– О бабах и выпивке, – хмыкнул Шаркут.

Старик, похоже, знал его слишком хорошо, чтобы препираться.Он лишь отмахнулся и продолжал:

– Там тебе расскажут: есть камни и камни. Есть такие,которые ничем не пронять. Вот алмаз: бросай его на наковальню, бей сколькохочешь молотом, сломай то и другое – а его и не поцарапаешь. Жги его пламенем,трави самыми едкими зельями – он даже не потемнеет! Лозоходцам из рабов,которые открывали алмазные залежи, в старину давали свободу. Есть и другиекамни, почти столь же совершенные: рубин, сапфир…

– Сапфир?

– Это синий камень, он как небо. Его у нас не добывают,ну да не о нём речь. Я про то, что есть самоцветы, которым нужен уход. Видел тыкогда-нибудь бирюзу?

«…Или встретишь другого, кто согласится тебявразумить», – вспомнил Каттай. А вдруг этот словоохотливый и наделённыймудростью старец позволит называть его сэднику?..

– Говорят, бирюза – это претворённые в земле костиумерших от любви. Любовь прихотлива, оттого бирюза – камень привередливый. Онатемнеет и портится от масла, которым мы заправляем светильники, но делаетсякрасивой и блестящей от животного жира и крови. Поэтому воины и охотники любятвделывать её в рукояти кинжалов. Вот так и опал, разлучённый с недрами, гдевырос, порою начинает болеть. У несведущих людей он тускнеет и теряет всюкрасоту. Малосведущие опускают опал в воду, но тем самым зачастую только портятего, ибо не ведают, какой должна быть вода. Благородное Пламя Недр оживает лишьв чистейших, прозрачнейших горных ручьях, а от скверной либо неподходящей влагиможет даже переменить цвет…

У старика висела в морщинистой мочке уха такая же«ходачиха», как у Каттая. Но не серебряная, а – с ума сойти! – из чистогозолота. Вот такой раб. Это был сам Хранитель Сокровищницы, о котором ещё наруднике говорил Каттаю Шаркут. Как выразился распорядитель, старый невольникобитал здесь ВСЕГДА. И, сколько помнил его Шаркут, был всё таким же согбенным иседобородым. Время, казалось, проходило мимо него, как миновало оно самоцветы,с давних пор заменившие ему и семью, и друзей. Раб, не имевший правараспорядиться собою самим, распоряжался чудовищными богатствами, которые некаждый из владык этого мира удостоен был созерцать, и сами Хозяева никогда неперечили его воле. По его слову устанавливались на лишь им предназначенныеместа камни, вновь привезённые из копей, а прежнее собрание меняло свой облик,обустраиваясь по-иному, и новый порядок расположения камней неизменнооказывался краше былого. Сокровищницу учредили деды нынешних Хозяев, и другогоХранителя у неё не было никогда. Притом поговаривали, будто гадание о её судьбепринесло однажды ответ: «…И не будет». Тут впору задуматься, а не был ли вечныйстарец в родстве с Белым Каменотёсом и с самим Горбатым Рудокопом, создателемБездонного Колодца!..

– Здесь, в Сокровищнице, живут особые камни, –продолжал Хранитель. – Каждый из них – лучший в своём роду. Поэтому укаждого есть своё имя. Вот «Гурцат Великий». Там, за колонной, – «Осеньмудрости». А этот, – старик любовно погладил сияющий внутренним пламенембок опаловой глыбы, и Каттай невольно испугался, как бы знаток самоцветов необжёг себе руку, – называется «Мельсина в огне». Ему нет равных!

– Ему нет равных… – повторил Каттай зачарованно.

Хранитель нахмурился и ворчливо повернулся к Шаркуту.