Демьян Горьянов, довольный, что его врагаЯгуна поставили на место, заржал. Цветы на окне сразу завяли, да и сам смехзвучал кошмарно. Окажись случайно за дверью не знакомый с Горьяновым лопухоид испроси кто у него: «Что это было, Бэрримор?» – он с вероятностью девяностопроцентов заявил бы, что кто-то режет осла маленьким и тупым ножом.

Медузия подошла к Горьянову и посмотрела нанего своим ужасным взглядом, от которого люди некогда превращались в камни.

– Демьян! Немедленно вынеси Гуго Хитрогоиз класса! Гуго, стыдись! Кому ты помогаешь?

– Я не виноват! Меня взяли в плен вместес обложкой! – оправдываясь, заявил Гуго.

Время мало-помалу истекало.

– Песок! – громко произнес Поклеп и,ничего больше не добавляя, показал на часы.

– Ага! Я готов, – заявил Ягун.

– Я тоже! – сообщилаСклепова. – А первому, кто сдаст, оценка выше не будет? Нет? Так япочему-то и думала.

Все заторопились. Даже Семь-Пень-Дыр, едватаская ноги, пополз сдавать работу. На его зеленом лице было глубокое чувствоудовлетворения. Видно, он получил от духа необходимые ответы и теперьразмышлял, как им расстаться по-хорошему. Мало-помалу стопка тестов на столеМедузии росла.

Последним со своего места, дописывая что-то находу, поднялся Жикин. Его лист лег на стол к Медузии одновременно с тем, какпоследняя песчинка скользнула в нижнюю половинку песочных часов.

– Все сдали? Время вышло. Япредупреждала, – сурово сказала доцент Горгонова.

– Шурасик не сдал! – наябедничалаВерка Попугаева.

Отличник сидел за столом, тупо уставившись впространство. Удивленная Медузия взяла его работу. Лист был заполнен едва ли натреть, и из отмеченных ответов не было ни одного верного.

– Шурасик! Что с тобой? Для тебя же этоттест просто тьфу! – воскликнула Великая Зуби.

Шурасик встал, уронив стул, и поплелся квыходу. Случайно увидев свое отражение в круглом зеркале, он закричал и разбилстекло, порезав руки. Затем с воплем: «Отдай мое тело!» – накинулся наизумленного Гуню Гломова и принялся колотить его по голове окровавленнымируками.

Циклопы, спешно вызванные Поклепом, увелиШурасика в магпункт. За ними, очень встревоженная, шла Медузия. ОсмотревШурасика, Ягге нашла у него тяжелое психическое расстройство. Он не помнил дажесвоего имени, а лишь грыз себе руку, кричал, что его обманули, и требовалпозвать к себе какого-то мерзавца, крича, что убьет его.

– Перезанимался! – решила Ягге.

Новость, что Шурасик, лучший ученик Тибидохса,завалил тест Теофедулия, потрясла всех. Зато Жикин, от которого никто ничего неожидал, прошел тест с блеском и набрал высший возможный бал.

Дядя Герман сильно пнул диван и, ушибивпальцы, запрыгал на левой ноге.

– Эй ты, манекенщик! Немедленно вылезай,хамская рожа! Не буди во мне зверя! – крикнул он.

Под диваном упорно молчали – лишь доносилосьзатравленное сопение.

– Халявий, вылезай! Ты мне нужен длясерьезного разговора!

– Не вылезу! – пискляво отвечалииз-под дивана.

– Я тебя шпагой нашарю!

– Не нашаришь! Так и буду сидеть в своейнорке! Сам с собой разговаривай, братик! – снова ответили из задиванья.

В комнату вошла тетя Нинель. Она бережно неслатарелку, на которой лежала отварная курица. Курица была так обсыпана петрушкой,что казалась небритой. Кроме того, в спине у курицы злодейски торчала двузубаявилка.

– Германчик, стоит ли так переживать?Эдуард Хаврон утверждает, что переживающий человек без сахара поедает своинервы, – промурлыкала тетя Нинель.

– Перестань цитировать этого идиота! Яего прикончу! – сквозь зубы процедил председатель В.А.М.П.И.Р.

– Хорошо, Германчик, не буду!.. Кстати, яне рассказывала? Эдуард Хаврон говорит, что он не боится смерти, а боитсябезденежья. И еще он говорит, что мой большой вес – это не наказание, а наградаза голод в прошлой реинкарнации, – как зомби, откликнулась тетя Нинель.

– А-а-а-а! Еще одно упоминание о Хавроне,и следующая реинкарнация наступит для него уже завтра! Я гарантирую!

– Герман, не угрожай! Это низко. Мальчик– круглый сирота. У него нет ни мамы, ни папы! А у твоей секретарши естьродители? Хотя, судя по уровню ее интеллекта, ее только вчера сняли сгоршка! – решительно сказала тетя Нинель.

Она села в кресло и, уставившись на тарелку,убежденно забубнила:

– Курица, твоя биологическая энергияперетекает в меня! Ты отдаешь ее мне без остатка! Я становлюсь сильнее,активнее, моя кожа молодеет! Отдай же мне все без остатка, курица, без обиды изависти, и в следующем своем рождении в награду за свое великодушие ты родишьсякитом!

Дурнев раздраженно уставился на жену. ТетеНинель стало неуютно в кресле.

– В чем дело, Герман? Отвернись! Тыпортишь мне биополе! Эдичка Хаврон называет это эстетическим насыщением. Хотянет… Эстетическое насыщение – это когда просто смотришь глазами на красивоприготовленную еду. То, что я делаю сейчас, – биологический энергозабор.Мы с Айседоркой и с Эдичкой ели так молочного поросенка. Поросенка съел Эдичка,а всю его энергию забрали мы с Айседорой.

– Слопал поросенка? Один?

Тетя Нинель потвердила этот факт кивком.

– Эдичка был так любезен, что вместе споросенком потребил твою, Германчик, черную зависть, которая отравляла мнежизнь. Он мне так и сказал.

– КАК? – растерялся Дурнев.

– Да-да, Германчик, не спорь! Все этигоды ты завидовал, что я такая большая, такая цветущая, а ты тощенький изеленый, как дохлый крокодил. Ты скрыто комплексовал, ты расстреливал меняэнергией своей черной зависти, и я стала набирать вес!

– Жрать надо меньше!

– Еда тут ни при чем. Я толстела, потомучто мой организм только весом мог защититься от твоей вампирской ненасытности!Это ты сделал из меня динозавра!..

Тетя Нинель всхлипнула и, жалея себя, смахнулас глаза невидимую миру слезу. В кулаке у нее была зажата куриная ножка. Дурневрастерянно остановился рядом, переминаясь с ноги на ногу. От женских слез онвсегда приходил в то же состояние, что и большая собака, а именно совершеннотерялся. Ему хотелось выть и бегать вокруг.