– Только что я разговаривал по зудильникус комитетом магобразования на Лысой Горе. Вам всем пожелали удачно пройти тести выразили надежду, что все сделают это с первого раза. А теперь, если вопросовнет, переходим сразу к ответам… Поклеп Поклепыч, будьте любезны,раздайте! – продолжал Сарданапал.

Завуч взял из рук академика тесты и, важнонадув щеки, пошел между рядами. Листы казались чистыми. Опытный Шурасик знал,что вопросы проявятся позже, но кое у кого это вызвало тревогу.

– Ну-с, собирайтесь с мыслями! –сказал Сарданапал.

Он выставил на стол громоздкие песочные часы ихотел сесть, но тут в класс беззвучно вошел золотой сфинкс. Он посмотрел наакадемика и сразу удалился.

– Прошу меня простить! Я будупозднее! – произнес Сарданапал и быстро покинул кабинет.

Поклеп устремился было за ним, но, сделавнесколько шагов, остановился и неохотно остался, вспомнив о тестах. Тольковзглянул на Зуби, ответившую ему пожатием плеч. Таня поймала красноречивыйвзгляд Ягуна. Да, сомнений не было. В Тибидохсе происходило что-то непонятное итревожное.

Медузия подошла к столу и решительноперевернула песочные часы.

– Приступайте! У вас полтора часа. Кмоменту, когда упадет последняя песчинка, все тесты должны быть у меня настоле. Тот, кто задержится хотя бы на секунду, оставит свой тест себе напамять, – сказала она.

Ее голос прозвучал спокойно, без угрозы. Онаставила в известность, не пугала, но никто не усомнился, что все так и будет.За последние две с половиной тысячи лет можно было насчитать не более пятислучаев, когда Медузия изменила ранее принятому решению.

Ванька прикоснулся к своему тесту перстнем. Налисте разом проступили длинные столбцы вопросов и варианты ответов.

– Опс! Поехали! – сказал Ванька изаскользил взглядом по строчкам.

Вопросы были ошеломительной сложности.Склонный к образовательному садизму, Теофедулий избегал проторенных троп магии,углубляясь в такие закоулки, где мог заблудиться и маг уровня Сарданапала.

Вопросы были примерно такие:

Для подзарядки главной руны магического кольцаот планеты Венера в день весеннего равноденствия нужно держать руку с кольцом:

А. С отклонением в семь градусов ниже линиивзгляда, обращенного к Венере

В. С наклоном в шесть градусов выше линиивзгляда

С. В любой родниковой воде, но строго ладоньювверх

D. Большой палец смотрит точно на Венеру, амизинец на Марс

Е. В формалине отдельно от туловища

В первый миг Тане показалось, что она не знаетсовершенно ничего, и лишь через пять минут она убедилась, что кое-что все жепомнит. Недаром в ней текла кровь Леопольда Гроттера, а на пальце у нее былперстень Феофила. Правда, особой помощи от деда не было. Пару вопросов он всеже снисходительно подсказал, а затем заявил: «In solis tu mihi turba locis» [1]– и погрузился в созерцательное молчание, прерываемое лишь подозрительнымпричмокиванием, с которым старики возвращают языком на место отошедшую вставнуючелюсть.

Примерно на треть вопросов Таня ответилауверенно, на треть без особенной уверенности, а затем внимательно уставилась наЯгуна, мысленно вызывая его тем способом, который они обговорили заранее.

Поклеп и Медузия неторопливо прохаживалисьмежду рядами. Ваньке они напоминали надсмотрщиков на галерах, которые с такимже видом ходят вдоль скамей с прикованными гребцами. Зуби же, как главныйкормчий, зорко наблюдала за всеми со своего стульчика.

Семь-Пень-Дыр, зеленый и едва живой, стоическиобводил кружочком ответы. Перо то и дело выскальзывало, и Дыр долго, какслепой, нашаривал его негнущимися пальцами. Дух-многознайка вампирил его пополной программе.

У Кузи Тузикова разом вспыхнули все его бомбы.Вспыхнули странно, точно это были не листы бумаги, а по меньшей мере бочонки сосмолой. Столб черного дыма поднялся к потолку. Великая Зуби покачала головой иуказательным пальцем поправила очки.

Пользуясь облаком дыма как прикрытием, многиеутратили бдительность и кинулись внаглую списывать. Однако сглазы Зуби разили ичерез облако. Таня услышала два визга и такое же количество писков.

Наконец дым надоел Поклепу, и он пробурчалзаклинание:

– Дымос забодаллус смерчус врубонис!

По аудитории промчался ураган. Дым рассеялся.Поклеп огляделся. Все, кроме зеленого Дыра, сидели с такими честными лицами,что невозможно было угадать, кого разили в дыму запуки и сглазы Зуби.

– Хм… Кое-чему они все же научились. Вэтом году темное отделение выпускает неплохой курс. Насчет беленькихсомневаюсь… В истории Тибидохса бывали курсы и «посветлее», – тихо сказалон Медузии.

Доцент Горгонова кивнула и, что-то высмотрев,решительно направилась к внуку Ягге.

– Ягун! Немедленно убери со стола портретсвоей бабушки!

– Почему? В тяжелую минуту испытаний,когда нагрузки на нервные клетки непомерно возрастают, разве не важно иметьперед глазами лицо родного человека? – запротестовал Ягун.

– Прекращай демагогию! Ты отлично знаешь,что портрет тебе подсказывает!

– Портрет? Мне? Мамочка моя бабуся, каквы могли такое подумать?

Медузия наклонилась над его столом. Ее волосызашипели. Играющий комментатор быстро отодвинул портрет.

– Все-все! Вопросов больше не имею.Обожаю тонкие намеки! – сказал он торопливо.

Медузия перевела взгляд на портрет.

– Ягге! Тебе-то не стыдно? Мальчишкадавно не ребенок! На этом теленке только бревна возить!

Ягге на портрете смутилась и запахнулась вшаль. Ягун же обиделся и полез с комментариями:

– Вашу позицию я понял, госпожаГоргонова. Бревна на мне возить не надо! Бревна – это лес, а партия зеленыхучит, что зеленые насаждения надо охранять! Вот только вопросец: если партиязеленых охраняет лес, то какая партия, позвольте спросить, охраняет небо?

Медузия лениво царапнула его длинным ногтем пощеке. Рот у Ягуна перекосило. Он замычал, схватившись рукой за замороженные,одеревеневшие губы.

– Молчание – основа мудрости, –сказала доцент Горгонова и отошла.