Тетя Нинель некоторое время зорко наблюдала заним, прикрываясь куриной ножкой, а потом сказала уже обычным деловым голосом:

– Герман! Принеси кетчуп! Только умоляю,не тот, что с красной крышкой! Какой дурак вообще его купил? (Кетчуп купил,разумеется, дядя Герман.) И вообще больше не вздумай следить за нами сАйседоркой, когда мы едем в «Дамские пальчики»!

– Откуда ты знаешь? – изумилсяДурнев. Он был так удивлен, что даже не стал отрицать.

– Только у тебя, мой сладкий, моглохватить ума следить за кем-то на машине с мигалкой!.. Ты куда, Герман?! Ты чтозадумал?

Дурнев отправился к шкафу, порылся и выудилшпагу графа Дракулы. Не понимая, что он собирается делать, тетя Нинельпоежилась и сбегала в кухню за сковородкой. Однако у дяди Германа были иныепланы. Он лег животом на пол и стал шарить шпагой под диваном.

– Эй ты! Ну что, теперь вылезешь? Аговорил: не достану! – спросил он с торжеством.

Халявий пискнул от ужаса.

– Герман, не вынуждай меня! У меня твоятакса! Вот смотри, я сейчас дерну ее за хвост и она заскулит!.. Эй, скули, комусказал, упрямая животина!.. Не смей кусаться! Ай, дура-собака, отпусти палец!Щас в волка превращусь!..

Дурнев энергично кольнул шпагой. Халявийзаохал.

– Ты что, братик, контуженый? Все,вылезаю, вылезаю!

Оборотень выбрался из-под дивана и виноватымсусликом застыл посреди комнаты. На пятке у него висела недовольная таксаПолтора Километра. После двухдневного загула, сопровождавшегося преступнойпродажей бразильским туристам золотого зонтика, Халявий выглядел опухшим. Подглазом полыхал фонарь – последствие драки с охранниками клуба «Тринадцать попугайчиков»,попытавшимися завернуть Халявия на фэйс-контроле.

– Мое терпение подошло к концу! Самоеменьшее, что ты заслужил, – навеки вернуть тебя в Трансильванию, –сказал Дурнев.

– Только не это, братик! Ты не можешь таксо мной поступить! Эти примитивные вампиры совершенно не моего круга! –замотал головой Халявий.

Дурнев, однако, так не считал.

– Это меня не волнует! Если ты надеешьсяи дальше портить нам жизнь, тебе придется это заслужить!..

– Как заслужить, Германчик? Хочешь,станцую тебе чего-нибудь, а, Дягилев? – с надеждой спросил Халявий.

– Я и сам себе станцую… И не прикидывайсяпсихом! Прямо сейчас ты отправишься в Трасильванию и выведаешь, почему Малютауверен, что вскоре вампиры захватят Тибидохс, – твердо сказал дядя Герман.

Халявий, не горевший желанием отправляться наисторическую родину, долго упирался, взвизгивал, повисал на шее у тети Нинели,однако Дурнев был непреклонен. Халявию пришлось уступить.

– Ежели я не вернусь завтра к утру –хнык-хнык! – прошу считать меня жертвой произвола! Совсем ты не бережешьсвоего братика! – сказал он с укоризной.

Вонзив в паркет нож с костяной ручкой,оборотень долго нашептывал на него, затем перекувырнулся через нож ителепортировал.

Скрестив на груди руки, дядя Герман сталпрохаживаться по комнате. Его грызла непонятная тревога.

– Нинель, принеси зудильник! Нам надосвязаться с Пипой! – распорядился председатель В.А.М.П.И.Р.

– Я уже пыталась позвонить часназад, – легкомысленно сказала тетя Нинель. Она обсосала куриное крылышкои слизнула с косточки прилипшую петрушку.

– И что?

– Не получилось.

– И ты мне ничего не сказала?

– Германчик! Я не думала, что это такважно! Вечерком позвоним!.. Эй, ты куда?

Самый добрый бывший депутат ринулся искать зудильник.Найдя, схватил и принялся трясти. Зудильник искрил, потрескивал, поцарапанноедно было затянуто белым молочным туманом. Через некоторое время Дурнев отыскаллысегорский канал и Грызиану Припятскую. Насколько можно было понять,приглашенная на дневное магическое шоу, Грызианка сглазила ведущую и всехпрочих участников. Теперь же она смирненько сидела на диванчике и, сложив ручкина животе, приветливо смотрела в зудильник бельмастеньким глазом.

Дурнев нетерпеливо смахнул Грызианку с экранаи вновь стал нашаривать Пипу. Однако вместо Пипы нашарился мрачный женоподобныйведьмак, красивший ногти на ногах малярной кистью.

– Нюта?! – спросил онкапризно. – Это Нюта?

– Алло! Вас слушают! Говоритегромче! – важно, с правительственной ноткой в голосе, отвечал Дурнев.

– Нюта, тут какой-то хмырь… – пожаловалсяведьмак.

– Это Буян?

– Сами вы буян, противный хам! ЭтоФердыщинские топи!

– А ну повесь сейчас же зудильник! –вспылил Дурнев.

– Сам повесься, вампир! – парировалведьмак и сгинул с экрана облачком дыма.

Дурнев сплюнул.

– Тьфу ты! Нелепость какая! Нинель,сделай что-нибудь, умоляю! Я не могу связаться с Пипой!

Они пытались раз за разом, однако Пипа упорноне отвечала… И не только она. Все тибидохские зудильники молчали. Под конецдядя Герман отважился даже позвонить Сарданапалу. Однако результат был тем же.Никто не отвечал. Грозовые тучи сгустились над Буяном.

* * *

Вечером над Тибидохсом запылал такой яркий,свежий и красивый закат, что Таня, чуткая к таким вещам, долго не могла отойтиот окна. Она видела, как плоское солнце медленно погружается в океанскиепучины. Океан был освещен так, что привычное восприятие пространства исчезло.Казалось, он существовал полосами и пластами – полоса воды, полоса неба.Горизонт дробился и отодвигался, сливаясь с океаном. И вот, не достигнувгоризонта, солнечный блин вдруг надломился пополам и мягко растаял в рыхломоблаке. На небе акварелью прорисовалась тонкая и изящная луна.

В комнате Таня была одна. Она забралась наподоконник и, свесив ноги вниз, стала смотреть на луну. Вечер был так хорош,что Тане внезапно захотелось раствориться в нем без остатка, чтобы потоммедленно, с глубоким вдохом шагнуть в ночь, получив всю ее силу.

«Ну я, прямо как Мефодий Буслаев, вбираю всеэнергии подряд!» – подумала она, вспоминая смутные слухи, ходившие об этойличности в Тибидохсе. Подумала и тотчас забыла и о Мефодии, и о лопухоидноммире. Мысли были неотчетливые. Они перетекали друг в друга, терялись и менялиформу так же, как ночные облака, быстро проносящиеся над Большой Башней. Едваты успевал подумать, что облако похоже на корабль, как в следующий миг оностановилось лошадью или жирафом, а потом исчезало, сливаясь с соседнимиоблаками.