Никак не прореагировав на ее тихое «здравствуйте», Серёня почесал жирную грудь, по-бабьи свисающую из разреза линялой голубой майки, потом неуклюже развернулся и гордо удалился на кухню, оставив женщин одних в прихожей.

— Сонечка, да вы не тушуйтесь! Что вы! Я сейчас его спать уложу… Давайте мы на кухне на полу ляжем, а вы в комнате? Хорошо?

— Как хотите… — пожала плечами Соня, жалея, что отказалась от ужина, гостеприимно предложенного Верой Константиновной. Ужинать в присутствии этого сердитого Серени ей точно потом не захочется. Отступив к двери, она произнесла тихо: — Да вы не беспокойтесь, Люся, я сегодня домой поздно приду. Мне еще на работу надо, потом в магазин… Я ведь уезжаю ночью.

— Куда?

— К сестре.

— А надолго?

— Нет. Через два дня вернусь. Максимум — через три.

Люся ничего не сказала, суетливо убежав на кухню.

…Сев в такси, Соня повздыхала тихонько от вынужденного расточительства и, чтобы отвлечься, начала заниматься непривычными для нее расчетами, то есть сводить концы с концами. Права Томочка — и впрямь сложная это наука, концы с концами сводить. Надо ж прикинуть в уме так и сяк, и выровнять баланс правильно, чтоб оставшихся в кошельке денег хватило на все про все… Денег-то там — пшик с маслом! А Вика еще сказала — такси от вокзала возьми… Сколько оно там, на северах, стоит, это такси? Надо же и в поезд с собой еды прикупить! Не будет же она три дня ехать голодная… И потом, надо же будет и здесь еще жить с Викой и с малым племянником до зарплаты… Господи, голову же сломать можно, как сэкономить-то? Эх, как бы сейчас пригодились ей Томочкины советы… Кстати, почему ее все время дома нет? А может, она просто трубку не берет? Чтоб не надоедали? Она ж ей прямо так и сказала — не надоедай, мол, живи сама, привыкай к полной самостоятельности… Так именно и произнесла — не надоедай…

В очередной раз воспроизведя в памяти эту последнюю Томочкину фразу — про самостоятельность, — Соня вдруг с удивлением обнаружила в себе обиду. Самую настоящую! Как-то незаметно выросла она сама по себе, оформилась, определилась внутри, стала жить своей отдельной, ноющей жизнью. Господи, только этого ей еще не хватало! На Томочку обиду держать! Нет, оно понятно, что каждый инфантильный человек, в одночасье отвергнутый своим благодетелем, тут же начинает на него изо всех сил сердиться. Что ж, она это прекрасно понимает. Только засевшая внутри обида понимать ничего не хочет. Так и скребет по сердцу своими противными паучьими лапками…

Наверное, надо прогнать ее как-то. Некогда сейчас на Томочку обижаться. Завтра будет трудный день. Следующий день ее самостоятельной жизни. Вот уж Томочка не знает, чем эта ее самостоятельность обернулась — чужими людьми, поселившимися в квартире, поездкой к Вике да взятой у соседки взаймы кругленько-неподъемной суммой…

* * *

Что ж, со стороны позвонивший ей кавалер выглядел довольно-таки неказисто, надо это признать. Спрятавшись за колонной выходившего фасадом на городскую площадь здания почтамта, Тамара с пугливым интересом разглядывала маленького, квадратно-пузатого телосложения мужичонку, никак не решаясь выйти из своего укрытия. Потом ругнулась сама на себя — ишь, царевича-королевича ей подавай! Приходил уже один такой, хватит, сыта оказалась по горло! Да и сама она, если уж правде в глаза смотреть, тоже далеко не королевишна… Да и что ей, с лица этого мужикашки воду пить, что ли? Ей с ним личную долгожданную жизнь надо строить, а уж воды можно и из другого места напиться, коли охота будет. Нет, надо идти, знакомиться, поглядеть поближе да прицениться, что там за мужикашка такой…

Вздохнув еще раз и одернув на себе новый жакет, она вышагнула из-за колонны, медленно пошла навстречу нервно слоняющемуся у небольшого фонтана кавалеру. Будь что будет. Вот только зря, ей-богу, она в этот новый костюм выпендрилась, совершенно зря! Он красивый, конечно, но уж сильно торжественный. Не совсем подходящий для такого свидания. Черный, как ночь, а лацканы на пиджаке ярко-белые, и пуговки большие белые в два ряда. Слишком уж не увязывался внешний вид кавалера с ее новым костюмом. Был этот кавалер будто обтерханный какой-то. Право слово — мужикашка. По-другому и не назовешь. Брюки будто утюга сроду не знавали, торчат пузырями на коленях, зато на спине пиджака — вообще! — яркий утюжный след сразу в глаза бросается. И не просто так, чтоб слегка припалило, а во всей своей желто-сожженной красе. Большой оригинал этот мужикашка, однако. Другой с таким утюгом даже из дому постесняется выйти, а этот, смотрите-ка, на свидание приперся… А может, он и не видел, что у него сзади такая отметина припечаталась? Может, он просто торопился и пиджаки перепутал? От волнения? Или от большой рассеянности? Даже и не знаешь теперь, как себя вести… То ли сказать ему об оплошности, то ли смолчать вежливо.

Подойдя поближе, она обнаружила в его облике еще один неприятный для себя изъян — мужикашка был совсем маленьким. Такого был копеечного росточка, что просто ни в какие ворота. На целую голову ее ниже! Вот знала бы, ни за что бы туфли на высоком каблуке не надела. И сама на этих каблуках уже смаялась, и человеку настоящий удар по самолюбию теперь будет… Но не спрашивать же было у него по телефону, какого он роста да обличья! Она ж как лучше хотела. Чтоб красиво было. А получилось — не пришей кобыле хвост. И ладно бы еще, если б она сама на этих каблуках ходить умела! Ноги вон мигом затекли, с трудом по брусчатке ковыляют…

— Это ты, что ль, Коля будешь? — улыбнулась она ему дружелюбно и одновременно чуть вымученно. Хотела снисходительно улыбнуться, да не получилось у нее снисходительно. Когда каждый шаг в ногах болью отдается, тут уж лицу не прикажешь.

— Ага… Я Коля и есть… — расплылся в радостной улыбке мужичок. — А ты, стало быть, Тамара…

Боже мой — он еще и рябой весь! Как говорится, еще один нежданный для вас сюрприз, госпожа королевишна! Вот это уж совсем тоска, как себя ни уговаривай с такого лица воду не пить… Но что делать — не поворачивать же назад да не бежать от него, только поздоровавшись. Ну, рябой, ну и что… Со временем глаз приглядится, притерпится… Зато ее больше любить будет! Она-то с ним рядом, выходит, и впрямь красавицей смотрится! Вот и пусть потом любуется на нее, и оценивает по самой высокой мерке, и даже гордится, что у него такая жена! Хотя чего это она — уж сразу и до жены допрыгнула! Поглядим еще, послушаем, что тут за фрукт с утюгом такой…

— Ну что, погуляем? Иль сразу пойдем да по пивку вдарим? — деловито осведомился Коля, с видимым удовольствием ее оглядывая. И тут же вынес свой незамысловатый вердикт по результатам этого осмотра: — А ты ничего, справная… Мне такие бабы всегда нравились, чтоб кровь с молоком…

— Ой ли? — вдруг неожиданно для самой себя кокетливо рассмеялась Тамара. — А что, много их у тебя было, баб-то?

— Да уж водились, грех жаловаться. Меня вообще бабы всегда любили! Что, не веришь?

— Да как тебе сказать… Не знаю я. А где они все? Ну, которые любили-то? — задала свой вопрос Тамара. Как ей показалось — каверзный.

— Так знаешь же, как в жизни бывает… Сегодня все путем, а потом все как-то само собой не туда поворачивается, глянешь — и опять один, как перст… Просто невезучий я, наверное. Эх, да если тебе про мою жизнь порассказать… Всякого в ней было…