Я оглянулся.

Лучше бы я этого не делал, конечно…

Вертолет сел рядом с большим ангаром из гофрированногометалла. Маринке велели остаться, а меня, подталкивая в спину, повели ко входу.Оборачиваться не хотелось. Всю дорогу я отводил взгляд, но их жуткие морды всевремя попадались в поле зрения, то прямо, то в отражениях, и мерещились, дажекогда я зажмуривался.

Сразу за дверью была крутая металлическая лестница вниз.Внизу было полутемно и, похоже, жарко. Я стал спускаться. Люк над головойзакрылся, и я услышал звук засова.

— Кто здесь? — спросили снизу голосом Джора.

— Это я, Костя.

— Ч-черт… и ты тоже…

— И я тоже, брат.

— А Маринка?

Я спустился на пол. Глаза быстро привыкали к полумраку.

— И Маринка…

— Поня-атно…

Все наши были здесь — кто стоял, кто сидел. Джор подошел кАртуру и без размаха врезал ему в челюсть. Артур рухнул и остался лежатьнеподвижно.

— …Ну, привезли нас сюда, не сразу в подвал, сначаланаверху поставили рядком, и подходит такой… холеный, одни ботинки, думаю, тоннна пять баксов тянут, я уж про галстук помалкиваю… и говорит: так, мол, и так,признавайтесь — кто трогал щит? Ну и на щит этот показывает. На котором мыМаринку несли. Ну, мы руками разводим — типа все трогали, а что, нельзя было? Аесли острая необходимость? Хорошо, говорит — а кто первый его тронул? ТутКобетова принялась права качать. Ну, ты знаешь, как она умеет… В общем, ей далипо морде. Без затей. Тогда Артур говорит: вы, мол, не тех поймали, потому чтопервые, кто в подземелье пробрался, они на машине не поехали — и типа давайтедоговоримся, я вам все расскажу, а вы нас отпустите… Ну, этот холеный на негопосмотрел и говорит: деточка, ты не с того конца базар повел. Если ты нерасскажешь все, что знаешь, быстро, вежливо и старательно, то я не то что васне отпущу, а жить вы все будете ярко, только очень недолго… Ну, Артур ирассказал. Правда, мне он потом заливал, что пустил этих по ложному следу…

— Может, и пустил. Например, случайно, — сказаля. — Ирину Тойвовну он поминал?

— А я не слышал. Его в сторону отвели… Допросили,выдали нам по аэрофлотовскому пайку — ив подвал. Типа ждите, если всеподтвердится — пойдете по домам, если нет — сами виноваты.

— И вы все время тут сидите?

— Ну а как… постой, Костя, что-то я в твоем вопросеслышу странное. Что значит «все время»?

— Сколько вы тут сидите? Неделю, больше?

Джор посмотрел на часы.

— Одиннадцать часов. Примерно. Я не сразу…

— Бли-ин! — сказал я. — Как же они насразвели! Вот сволочи…

И рассказал ему о наших приключениях — опустив весь эпизод сИриной Тойвовной и не упоминая куколку-проводника…

— Да, — согласился Джор, — остроумно. Так вотпростенько, шарах по тыкве — и уносите тело. Молодцы…

— Угу, — согласился я. — Не тупые.

— Мягко говоря…

Я встал. Ноги все равно очень болели — будто я много днейшел, и шел, и шел, лишь изредка отдыхая…

— Тут какая-нибудь вода есть?

— Есть, — сказал Джор.

— Я покажу, — вмешался Хайям.

Подвал имел форму жирной буквы «Е». Вполнакала светилисьлампочки в потолочных плафонах, забранных проволочными решетками. Мы сиделикучкой (и лестница спускалась здесь же) у основания короткой палочки. Хайям жеповел меня в конец длинной верхней. Здесь была темно-синяя фанерная выгородка сгрязным унитазом и железная раковина с одним краном над нею. Стояла также итабуретка.

— Куда вы шли? — тихо спросил Хайям, когда я,посетив выгородку, разулся, забрался на табуретку и подставил распухшую ступнюпод холодную воду.

— Все равно не дошли, — так же тихо сказал я.

— Так все-таки?

— Помнишь два столба? И туман?

Хайям помолчал.

— Вот так, да? — сказал он наконец.

Больше он ничего не спросил, а я ничего не добавил. Подержалпод струей воды и вторую ногу, потоптался, пошевелил пальцами, обсыхая, наделчистые носки, эти постирал обмылком, отжал и сунул в карман — может, ещепригодятся. Меня этой нехитрой премудрости научили еще до армии, и она мнемногажды уберегла мои многострадальные ноги. Передаю эту мудрость вам, непренебрегайте. Самые простые вещи нередко оказываются крайне полезными.

На обратном пути я присматривался к стенам. Под потолкомвиднелись отдушины, но пролезть в них могла разве что кошка.

— Я уже смотрел, — сказал Хайям. — В томконце коридора есть дверь. Но она железная и без замка. Во всяком случае, безскважины. С нашей стороны не открыть. Боюсь, что выход тут только один.

— Телекамер не видел?

— Нет. Но мог и не заметить.

— Это да…

Но оказалось, и Хайям, и все остальные не заметили кое-чегогораздо большего, навроде слона. Едва мы вернулись к основной группе, какраздалось негромкое урчание, и стена, что была в торце «короткой палочки»,отъехала в сторону. Ударил свет, и в этом потоке света появились трое — вмешковатой униформе, перетянутой ремнями, и в каскетках на головах. Позади нихстояло что-то здоровенное, я подумал, танк, но нет, больше танка, укрытоебрезентом.

— Встали, — сказал тот, что шел посередине инемного впереди остальных. Когда он подошел совсем вплотную, а меня немногоперестало слепить, я его узнал: это был бритый наголо лжеспасатель, стоявшийрядом с «капитаном Шараповым»; он сказал нам: «Ни слова, ясно?», его я хотелзастрелить первым, если дотянусь до пистолета Шарапова, и это он убил СергеяРудольфовича…

Мы кое-как встали.

— Видно? — спросил он через плечо.

— Да, видно, — раздался голос из скрытого где-тодинамика. Скрытого, наверное, там же, где и камера. — Итак, считаю допяти…

— Но я правда не понимаю, о чем вы… — Это былискаженный, но вполне узнаваемый Маринкин голос. — Я не понимаю! Объяснитемне! Я не могу сказать того, чего не понимаю!

— …четыре…

— Не надо! Пожалуйста, не надо!!!

— Пять. Ульфур…

Бритоголовый молниеносно выхватил из кобуры пистолет ивыстрелил.

Маринку провели внутрь ангара. У самых ворот стоялонесколько вездеходов и квадроциклов, чуть подальше — катер на воздушной подушкеи маленький серебристый вертолет на поплавках и со сложенными лопастями. У стенсгрудились снегоходы — для них был не сезон. А впереди виднелась другая стена,белая и выпуклая, и к небольшой дверце в ней вела приподнятая на полметра надземлей гулкая дорожка: два длинных стальных профиля с уложенными поперекдощечками из какого-то красивого, с рельефным рисунком, дерева.