ее руку обеими своими, заглянул ей в глаза. На лице у него застыло мрачное выражение.

— Они убили моих родных и подожгли замок. Разрушили его до основания… Ничего не осталось. Я мог бы им помешать. Мог спасти своих родных. Однако ничего не сделал. Вот в чем заключалась моя большая ошибка.

— Я вам не верю, — прошептала Сесили.

— Так оно и было. — Он говорил с трудом и тихо, словно не желая будить спящих. — Тогда мне было восемь лет, и я ушел в горы с собакой. Я очутился высоко, над замком. Я видел, как к нему приближаются люди, видел, как они бегут к подножию холма. Нужно было побежать, поднять тревогу, а я не мог шелохнуться, я как будто прирос к месту.

— Локлан, вы испугались.

Он закрыл глаза. Крепче, до боли, сжал ее пальцы.

— Я мог бы их спасти!

— Локлан, вам было всего восемь… Восемь лет. Вы были совсем ребенком.

— Это не оправдание. — Несколько снежинок упали ему на голову, и он смахнул их.

— Локлан, — прошептала Сесили, — перестаньте себя обвинять. Иначе вы сойдете с ума. — Не думая, ведомая лишь желанием его утешить, она обхватила рукой его талию и притянула его к себе.

Когда ее тонкая фигурка прижалась к нему, Локлан глубоко вздохнул и закрыл глаза, наслаждаясь ее теплом. Внутри снова проснулось желание…

— Теперь мне остается только одно, — заговорил он, сжав ей руку. Голос его дрожал от сдерживаемых эмоций.

— Что же?

— Я должен вернуться в Шотландию и найти тех, кто расправился с моими родными. Они заплатят за то, что совершили!

С тех пор как погибли его родные, он сражался упорнее и лучше всех остальных; ему хотелось стать сильным, смелым и отважным. Никогда больше не знать такого страха, как в тот день. Но многочисленные подвиги так и не вытеснили страшные воспоминания, которые преследовали его, когда он бодрствовал… Он понял, что нужно нечто большее.

— Вы хотите отомстить.

— Да.

— Думаете, вам станет легче?

Он пожал плечами:

— Я не могу допустить, чтобы они вышли сухими из воды. — Он искал внутри себя гнев, который гнал его вперед все эти годы, но нашел лишь жалкие остатки. Что с ним творится?! Неужели Сесили ослабила его решимость и заставила забыть о своей цели?

Он нахмурился и сделал шаг назад. Она убрала руку.

— Локлан, месть не вернет вам ваших родных… Если вы не перестанете винить себя в их гибели, вы не обретете покоя.

Пораженный ее словами, он посмотрел на нее в упор.

— Сесили, что вы себе позволяете? Вы забываетесь!

Она нахмурилась и прищурила яркие глаза.

— Ах да. Прошу у вас прощения. — Он услышал в ее голосе насмешливые нотки. — Я узница… и даю советы лорду. О чем я только думала?

— Идите спать, — проворчал он. — Впереди у нас долгий путь.

Сесили, обиженная, пристыженная, отошла прочь, бросилась на свою импровизированную постель и укрылась одеялом. Ее слова не давали ему покоя, зарождали сомнение в груди. Зачем он ей рассказал? Затем, что она попросила? Но многие спрашивали его, что случилось много лет назад, и он упорно отказывался отвечать.

Локлан сел на корточки, затем опустился на землю, вытянул ноги в открытый проем. Холодный ветер щипал лицо. Он ощупал рану на ноге — больше по привычке, чем от боли. Результат тихих расспросов Сесили поразил его: вина, которая тяжким бременем лежала на сердце, как будто развеялась, в голове немного прояснилось. А он наказал ее за то, что ему стало лучше, жестоко ответил, затуманив ее яркие глаза. Он вызвал ее сочувствие, а затем отшвырнул ее.

Медленно встав, он осторожно подошел к тому месту, где она лежала. Посмотрел ей в спину — напряженную, враждебную. Он сел на корточки, балансируя на пятках, и положил руку ей на плечо.

— Сесили! Я знаю, что вы не спите.

— Уходите, — пробормотала она, упорно глядя на паутину на стене перед собой. Стена из глины и соломы была старой и местами обвалилась, изнутри торчала старая солома.

— Я не должен был так разговаривать с вами, — мягко проговорил Локлан.

Она перевернулась к нему лицом. Вызывающе сверкнули глаза.

— Как вы верно заметили, я забылась.

— Я слишком бурно отреагировал, — признался он с кривой улыбкой. Ему хотелось помириться с ней. — Я еще никому не рассказывал о том, что тогда произошло.

— Простите, если мои вопросы причинили вам боль, — робко и медленно произнесла она.

— Наоборот. — Локлан оглядел ее. Из косы выбилась прядь волос, упала на щеку. Он зажал нежную прядку между пальцами и заправил ей за ухо. Она удивленно вздохнула.

— Спасибо. — Локлан наклонился вперед и коснулся ее щеки губами. — Спасибо, что выслушали меня.

Она широко раскрыла глаза. Когда его твердые губы прикоснулись к ней, внутри как будто что-то растаяло, тело превратилось в средоточие чистого желания. Она невольно задышала чаще и глубоко вздохнула. Ее переполняло желание.

— Прошу вас… Не надо! — Она вскинула руки вверх, как будто собиралась его оттолкнуть.

И все же он услышал. Услышал вздох, исполненный тоски и желания. Кожа под его губами была нежной, как шелк. Его губы скользнули ниже, к ее рту. Ему хотелось завладеть ее пухлыми губами, изучить их.

Сесили тихо ахнула и отстранилась.

— Прошу вас… Локлан. Стража… они и так думают, что я пытаюсь соблазнить вас… чтобы вы меня отпустили, — поспешно прошептала она, молясь, чтобы стражники не проснулись и не увидели, что происходит.

— А разве не так? — Он поднял голову, пряди его волос стояли торчком и напоминали золотистый ореол вокруг его головы; на них падал отблеск костра.

Он снова сел на корточки.

— Ни в коем случае! Это все вы.

Он встал.

— Мы оба, Сесили. В этом повинны мы оба.

Но ему удалось отойти от нее.

Глава 10

— Пора завтракать! — объявил грубый голос. Она уловила волну зловонного дыхания. Младший стражник нагнулся над Сесили, крепко ухватил ее за плечо мясистой рукой, грубо тряхнул.

Она с трудом села и потерла покрасневшие глаза. Стена амбара расплывалась перед ней, она поморгала глазами, прогоняя остатки сна. После ночного разговора с Локланом, когда он отошел от нее, она вся дрожала. Ей казалось, что уснуть не удастся; тем не менее, она почти сразу же погрузилась в глубокий сон без сновидений.

Встав на ноги, Сесили расправила юбки, проверила боковую шнуровку платья — не разошлась ли. Косы убрала на затылок, сколола их шпильками, покрыла голову платком, надела обруч. Встряхнула тяжелый плащ, выбивая из складок соломинки.

— Мы сегодня доберемся