от холода. Она машинально убрала со лба длинную прядь волос. Любое движение давалось ей с большим трудом, рука безвольно упала.

Ее била крупная дрожь, все тело сотрясалось в попытке согреться. Глядя на него, она воинственно прищурилась.

— Я же говорила, что замерзла!

Локлан не сводил с нее взгляда, его распирало чувство вины.

— Я подумал, что вы… — Так вот к чему все свелось после многих лет сражений? Он превратился в пустую оболочку от мужчины, не способного понимать, что у других могут быть свои потребности. Он настолько привык жалеть и ненавидеть самого себя… Неужели другие люди, другие женщины ничего для него не значат?!

— Вы подумали, что я притворяюсь, — глухо закончила за него Сесили. — Отпустите меня, пожалуйста.

Убрав руку из-под ее бедер, он позволил ее ногам соскользнуть на землю.

— Я был не прав. — В сумерках сверкнули его глаза.

Ступни у нее совсем одеревенели; чтобы не упасть, ей пришлось ненадолго ухватиться за его плечо.

— Нам нужно найти укрытие. Я больше не могу… — Переминаясь с ноги на ногу, пытаясь восстановить кровообращение, она скрестила руки на груди.

— Привяжите девчонку к лошади, милорд, и мы поскачем дальше! — посоветовал один охранник и ткнул в бок своего спутника; оба расхохотались. Они спешились чуть впереди, один из них подошел к ним и взял ее кобылу под уздцы.

Что?! Неужели ее перекинут через седло, как мешок с мукой? Сесили вспыхнула и устремила взгляд изумрудных глаз на Локлана.

— Вы не посмеете… — прошептала она.

На щеках у Локлана таяли снежинки, в сумерках он казался каким-то нездешним и словно мерцал.

— Не бойтесь, Сесили. Ничего подобного я не сделаю. — Он огляделся по сторонам. Наступил вечер. Верхушки деревьев раскачивались на ветру, а долина внизу утопала в плотном белом тумане. — Мы где-нибудь отыщем убежище. Но на свою лошадь вы больше не сядете. Поедете со мной.

— Ну уж нет! — Сесили оттолкнулась от него, с трудом удерживая равновесие на одеревеневших ногах. Поджала губы и воинственно объявила: — Я поеду на своей лошади!

Локлан погладил своего коня по боку. Конь тихо фыркнул, радуясь ласке.

— Сесили, я не намерен тратить время на споры с вами. Мы все замерзли, устали, и нам нужно отдохнуть. Вы сейчас не в том состоянии, чтобы скакать верхом. Я так или иначе посажу вас на своего коня. Хотите — все будет трудно, хотите — легко. Что предпочитаете?

«Сесили»… Неужели он впервые обратился к ней по имени? Ее имя странным эхом отдалось внутри. Он произносил его с легким акцентом. Акцентом, который напоминал о далеком севере, об обветренных, зазубренных утесах и суровом пейзаже. Такой пейзаж ему подходит.

— Полагаю, выбора у меня нет. — Она запрокинула голову и посмотрела на него. Капюшон упал с головы, и Локлан заметил порез у нее на лбу; он превратился в синеватый кровоподтек на линии роста волос.

— Выбора у вас нет, — хладнокровно ответил Локлан. — Поедете передо мной.

Обхватив руками за талию, он поднял ее и усадил в свое седло. Она быстро перекинула ногу на другую сторону, сев по-мужски, и расправила юбки. Промокшая материя фестонами свисала по обе стороны конской шеи. Через миг Локлан оказался сзади; он вскочил на коня с поразительной скоростью. Его грудь прижималась к ее спине, их бедра соприкасались. Ахнув от такой внезапной близости, она подалась вперед.

— Нет, подвиньтесь назад, — велел он. — Иначе мне ничего не будет видно.

— Но… — Все тело у нее гудело от его близости, все нервные окончания были напряжены от внезапно охватившего ее радостного ожидания. — Но вы… слишком близко!

— Прошу прощения, — хмыкнул он. — По-другому не получится. — Она вздрогнула, когда ее ухо согрело его жаркое дыхание. — Да ведь вы наверняка ездили так с вашим мужем?

— Вы не мой муж, — мрачно ответила она, густо покраснев. Крепкие бедра Локлана прижимались к ней вплотную, она остро ощущала его даже через толстые юбки.

— И слава богу, — пророкотал Локлан ей на ухо. — Непросто жить с такой вздорной особой, как вы. Вы любите спорить. Упрямы. Стремитесь все сделать по-своему.

Она вздрогнула от его слов, но продолжала с каменным видом глядеть перед собой.

— Да, Локлан, вы совершенно правы. То же самое говорил мне и муж. Но ему нравилось большое приданое, которое я принесла ему, поэтому мое поведение хоть чем-то компенсировалось.

В ее голосе, помимо раздражения, он уловил и тоску. Локлан почувствовал себя виноватым. Зачем он говорит ей такие слова? Он не собирался обижать ее, хотел только слегка подразнить. Видимо, он задел ее за живое, и она приняла его слова близко к сердцу.

Снег пошел сильнее.

— Двигайтесь назад, — приказал он.

Сесили послушно прижалась к его сильной груди. Она дышала с трудом.

— Так-то лучше, — пробормотал он, кладя твердую ладонь ей на живот и еще крепче прижимая ее к себе. От его собственнического жеста ей стало жарко. По телу побежали мурашки от почти невыносимого желания. Неужели вот так бывает, когда мужчина защищает, когда заботится о тебе? Ее тело наслаждалось близостью с Локланом, она получала удовольствие от того, что прижималась к нему… о чем он не имел ни малейшего понятия. Ей стало стыдно, и она закрыла глаза.

Глава 9

Младший охранник заметил впереди за деревьями полуразвалившийся амбар, его крыша заметно просела направо. Дубовую дранку облепил ярко-зеленый мох. Издав радостный возглас, парень пришпорил коня и помчался вперед между длинными и тонкими стволами. У амбара он соскочил на землю. Заглянул в широкий открытый вход, низкую притолоку образовывало грубо срубленное дубовое бревно.

— Внутри сухо, милорд! — доложил он, обернувшись к Локлану. — Там есть стог сена и дрова; можно разжечь огонь.

Сесили задрожала от облегчения. Последние минуты она бессильно опиралась на Локлана. Тот крепко держал ее за талию, но она понятия не имела, сколько еще продержится в седле.

Она не только замерзла, но и измучилась, стараясь не слишком прижиматься к нему. Внутри, внизу живота и в паху, нарастало возбуждение. Нужно поскорее отдалиться от него, вернуть рассудок, обрести хоть какое-то равновесие. Место, где можно было бы собраться с мыслями.

Наступила ночь. Ледяной дождь сменился снегом, крупные белые хлопья медленно ложились на землю. Низко нависшие ветви были в снегу и выглядели нездешними, неземными. Локлан натянул поводья, останавливая жеребца, он сжал ее предплечьями.

Конь остановился перед амбаром. Подручные лорда Саймона уже находились внутри; во мраке сверкали искры — они разводили огонь.

Дым вырывался наружу, клубился перед тем, как проникал в дыру в крыше, заменявшей