– Мы опровергнем все слухи, как грязную ложь. Но ихведомство будет знать, что это не шутка.

Я спросил медленно:

– А эти контейнеры… они в самом деле… существуют?

Все трое разом замолчали, все-таки как много в них общего,наконец Мазарин прямо взглянул мне в глаза.

– Господин президент… вы в самом деле хотите знать такое?

Я подумал, покачал головой:

– Нет. Не стоит вникать в ваши профессиональные мелочи.

Александра заглянула в кабинет, цепкий взгляд сразу оценилобстановку, через пару минут вошла с небольшим серебряным подносом, тамдымилась большая чашка, я уловил аромат крепкого душистого чая. Некоторое времяслышалось сосредоточенное сопение Казидуба, звяканье ложечки, однако ячувствовал, как в кабинете очень медленно сгущается атмосфера. Так бывает,когда на залитое солнцем пространство наползает тяжелая грозовая туча. Здесь,внизу, еще не видят, она двигается там, куда не смотрим, под ногами пока ещесолнышко и скачут кузнечики, однако незримое уже давит, тяжелее дышать, что-тогнетет, растет ощущение беды, и тщетно растерянно шаришь очами по сторонам иблизлежащим окрестностям.

Казидуб сказал чуточку виновато:

– Господин президент, вы уж простите нашу бесцеремонность…Так уж повелось, мы здесь всегда перекусывали. Я встаю рано, очень рано,успеваю проголодаться, а наш министр внутренних дел, наоборот, спит, как крот,для него сейчас как раз время просыпаться… а Мазарин просто жадный. На халявучто угодно съест. И выпьет.

Все трое посматривали испытующе, понятно, сейчас пока чтоидет простой треп, устанавливаются взаимоотношения, идет проверка друг друга навшивость.

– Что с внешней политикой? – поинтересовалсяКазидуб. – Да, я внимательно читал программу имортизма, с которой вы навыборы… но что теперь? Насколько будете соблюдать?

Я развел руками:

– В каком болоте мир, если в который раз спрашивают? Неужелиразрыв между словом и делом стал нормой? Неужели нет людей, что выполняютобещанное? Реформа календаря не сокращает срок беременности: Юса все равноумрет, вне зависимости от того, пришел у нас к власти имортизм или не пришел.США выбрали легкую жизнь, легкие пути, но легкие пути ведут в тупик – это нашекредо. Тот, кто хотел легкой жизни, не пошел за Моисеем из благодатного Египтав жестокую и безводную пустыню. Да, имортизм тоже многих отпугивает, но многиевеликие истины были сначала кощунством…

Мазарин усмехнулся тонкими бескровными губами:

– А то, что называем прогрессом, не представляет ли собойзамену одной неприятности другой?

Казидуб спросил с подозрением:

– Это вы об имортизме?

– Да ладно вам цепляться-то, – ответил Мазарин спредостережением в голосе. – Знаю, что слово не воробей, вылетитнеосторожное – вернется трехэтажное. Я хочу сказать, что, начиная новое дело,надо быть готовым даже к тому, что все получится. Как мы уже знаем, имортизмчерез Интернет пошел шириться по США и Европе… Новый, так сказать, призрак…

Казидуб вздохнул:

– Призрак бродит по Европе… а гадить ходит в Россию. Можетбыть, надо было имортизм подбросить только Западу? Пусть сломают, гады, шею припопытке построить?

– На этот раз у нас верная карта, – заверил я. –Хорошо смеется тот, кто…

– А не два туза? – спросил Казидуб скептически. –Тот, кто смеется последним, смеется, быть может, и лучше всех, но приобретаетрепутацию дурака.

Все трое повеселели, начали перебрасываться шуточками,тяжелая атмосфера не ушла, а как бы стала меньше замечаться. Так поступаешь, когдас неприятностью справиться невозможно, стараешься делать вид, что ее нет вовсе.Политика страуса, что прячет голову, но оставляет беззащитным зад.

Я сказал шутливо, стараясь попасть в тон, но вместе с теммедленно выбредая из теплого болота к твердому берегу серьезности:

– Пожалуй, мы – самая юморная страна в мире. Вернее, юморнойнарод. Юморение у нас по всякому поводу и без повода. Каждый нормальный нынедолжен получать по емэйловой рассылке с десяток отборных анекдотов ивыплескивать их по дороге на работу: в лифте, на троллейбусной остановке, втранспорте, при встрече с коллегами. Теперь это свидетельство нормальности,лояльности и демократичности.

Казидуб поморщился:

– Помилуйте, у нас была Советская власть! Кто пикнет – тогок ногтю. Ирония была единственной отдушиной для мыслящего человека.Высмеивалась вся партийная дурь, а уже заодно – все на свете. Попутно. Когданачинаешь иронизировать, то остановиться трудно. Патриотично настроенные людимогут быть только при подлинной демократии!.. И настоящие коммунисты – толькопри демократии. Во всяком случае, сразу видно, что настоящие. Не ради льгот ивозможностей получили партийный билет. Потому на Западе практически нет тонкойиронии, нет юмора с двойным дном, нет ядовитых намеков – там не от кого прятаться.

– Потому там жирный гогот, – сказал Мазарин сотвращением. – А весь юмор, это когда поскальзываются на банановой кожуре,в одежде падают в ванну с мыльной пеной и получают пинка под зад!

– Да, – согласился Ростоцкий. – Им не приходилосьистончаться в иронии, чтобы наш дорогой Игорь Игоревич не ухватил за штаны дане утащил на цугундер… Издержки свободы. Но не самые плохие, верно? Лучшеотсутствие тонкого юмора, чем присутствие диктатуры?

Все трое смотрели на меня, словно ожидали только имизвестного сигнала. То ли масонского, то ли три зеленых свистка к атаке.

Я сдвинул плечами:

– Я вообще-то о другом. Это проклятое юморение по инерциивысмеивает всё и вся. Уже нет ничего святого… а общество не может развиватьсябез святого! Что-то да должно быть свято. Ирония и сарказм хороши, когда что-тоесть еще, несокрушимое. Когда нужно побыстрее разрушать старое здание, чтобыстроить новое.

– Но когда нет этого нового?

– Оно есть, – ответил я серьезно. – Мы называемэто имортизмом. Это очень серьезно. И это, в самом деле, спасение длячеловечества как вида. Но мы и его по инерции высмеиваем! У нас уже сложилсядурацкий стереотип: если человек серьезный, то – дурак, урод. Если хохмит,острит и сыплет во все стороны приколами и анекдотами, то – мыслящий, тонкий, всепонимающий,душа общества! Но пока что ни один юморист ничего никогда не создал, этозабыли?.. Будда, Христос, Мухаммад, Кромвель, Лютер, Ленин – они все были оченьсерьезными, очень.

Мазарин тонко усмехнулся:

– Не планируете им выдать партийные билеты имортистов?.. Ато я слышал, их готовы зачислить и в фашисты, и в общечеловеки…

Я поморщился:

– Люди простенькие, ограниченные, но с большими претензиями,не в состоянии осмыслить, что в мир пришли новые силы. По старинке пытаютсяподогнать их под понятия фашизма, хоть и в другой обертке, тоталитаризма илиаристократизма. Нет, мир меняется стремительно, а фашизм ушел вместе сграммофонами и патефонами. А они все твердят тупенькое, что ничто под луной неново, что ветер возвращается на круги своя… Это верно было в древности, тамодно столетие похоже на другое… да что там столетие, тысячелетиями ничто неменялось! – сейчас же только глобализм и антиглобализм чего стоят! Пустьпопробуют найти им аналогии в древнем обществе! Или хотя бы недавнем. Не-е-ет,новое время – новые песни.