Из всего сказанного нужно было бы вывести заключение, чтокаждый человек лучше всего понимает самого себя. Но это ошибочно. Ни одинчеловек не в состоянии самого себя понять. Для этого субъект познания долженодновременно фигурировать в качестве объекта, иными словами, человек должен былбы выйти из рамок своего собственного духовного мира. Это так же невозможно,как невозможно объяснить универсальность. Для объяснения универсальностиследует найти точку, лежащую вне пределов ее, а это противоречит понятиюуниверсальность. Если бы кому-нибудь выпало на долю постичь себя, тот мог быпонять всю вселенную. Дальнейшее изложение покажет, что в этих словах кроетсяглубокий смысл, что это – не одна только параллель.

В этой стадии нашего изложения следует считать доказанным,что понять свою глубочайшую, истинную природу человек не в состоянии. Этобесспорный факт: мы можем быть поняты только другим, но никогда себя постичь неможем. Этот другой несомненно должен обладать некоторыми чертами сходства снами, хотя во всех других отношениях может далеко отличаться от нас. Эти чертысходства являются предметом его исследования, и в результате он в состояниибудет познать, отразить, понять себя в нас или нас в себе. Понять человеказначит – быть этим человеком и вместе с тем быть самим собою.

Но, как видно было из приведенных примеров, гений объемлет всвоем понимании гораздо большее количество людей, чем средний человек. Гетебудто бы сказал о себе, что нет того порока и преступления, к которому он непитал бы некоторой склонности и которого он не мог бы вполне понять вкакой-нибудь момент своей жизни. Гениальный человек сложнее, богаче. Он –личность многогранная. Чем больше людей человек вмещает в своем понимании, темон гениальнее, и следует прибавить, что тем отчетливее, интенсивнее отражены внем эти люди. Слабое, лишенное яркости отражение духовного мира окружающихлюдей не приведет его к созданию сильных, могучих образов, охваченных пламеннымпорывом. Его образы будут бледны, без мозга и костей. Творчество гения всегданаправлено к тому, чтобы жить во всех людях, затеряться в них, исчезнуть вмногообразии жизни. В то время как философ стремиться найти других людей всвоем собственном духовном мире, свести их к единству, которое неизменно будетего собственным единством.

Природа гения – природа Протея, но эту природу не следует,как и бисексуальность, представлять себе беспрерывно действующей. Дажевеличайшему на свете гению не дано одновременно, скажем, в один и тот же день,постичь всех людей. Духовное богатство и широта постижения раскрываются учеловека не сразу они проявляются в процессе постоянном развития всей егосущности. Получается представление, что они появляются по мере истеченияопределенных, закономерных периодов, эти периоды по своему характеру являютсяразличными. Они никогда не повторяются в той форме, и каждый последующий периодпредставляет собою, так сказать, высшую фазу в сравнении с прошедшим. Нет двухмоментов индивидуальной жизни, которые были бы совершенно похожи друг на друга.Между позднейшими и прежними периодами существует только то же соответствие,что и между гомологичными пунктами высшего и низшего оборота спирали. Отсюдасовершенно понятно, что многие выдающиеся люди еще в юности намечают себе плансвоего произведения, затем готовая таким образом мысль остается долгое время втечение зрелого возраста без разработки и только в глубокой старости сноваприступают к осуществлению раз задуманного плана: это все различные периоды, поочереди выступающие в их жизни, исполненные самого разнообразном содержания.Эти периоды существуют у всех людей с различной степенью интенсивности, сразличной «амплитудой?» Так как гений вмещает в себе с ослепительной яркостьюбольшинство людей, то «амплитуда» каждого периода будет находиться в полнейшемсоответствии с богатством духовного содержания человека. Поэтому даровитые людиеще в детстве нередко слышат от своих воспитателей упрек в том, что они «изодной крайности впадают в другую». Словно они делают это из собственногоудовольствия! Именно у выдающихся людей подобные переходы носят характер ярковыраженного критического переживания. Гете как-то говорил о «повторнойзрелости» у художников. Его мысль неразрывно связана с нашей темой.

Именно периодичность гения с его резкими переходами способнаобъяснить нам, почему у него годы величайшей продуктивности сменяются годамиполнейшего бесплодия, годами, когда он ни во что себя не ставит. Больше того,когда он склонен психологически (не логически) превознести любого человека надсобою: так как его мучает воспоминание о творческом периоде, а в особенности,какими свободными в сравнении с ним кажутся ему люди, лишенные этих мук!Насколько порыв восхищения сильнее у гения, чем у среднего человека, настолькобеспощаднее его подавленность. У каждого выдающегося человека существуютподобные более или менее продолжительные периоды, исполненные ужасающегоотчаяния в самом себе, бесконечных мыслей о самоубийстве. Он не относитсябезучастно к окружающей жизни: многие предметы возбуждают его внимание иинтерес. Они несомненно явятся предметом будущей жатвы, но непосредственно невлекут к творчеству и не манят могучими, ослепительными тонами, как в периодыпродуктивной деятельности. Словом нет бури. Это времена, когда гений,продолжающий все-таки свое творчество, неизменно слышит: «Как он пал! – „Какон выдохся!“ – „Как он повторяется!“ и т.д.

Не только само по себе творчество, но и другие качествагения, а также материал, над которым он работает, дух – исходный пункт еготворчества, – все это подвержено смене и резкой периодичности. Временамион более расположен к рефлексиям и научной деятельности, а временами кхудожественному творчеству (Гете), то его внимание сосредоточено на культуре иистории человечества, то оно снова возвращается к природе (сравните«Несовременные размышления» и «Заратустру» Ницше) Он то мистичен, то наивен(примеры этого дали нам в новейшее время Морис Метерлинк и Бьернсон). Да, дотакой степени велика в выдающихся людях «амплитуда» периодов, когдараскрываются многообразные стороны их существа, когда в их духовном «я»последовательно проходит с интенсивной яркостью целый ряд людей, чтопериодичность эта находит свое выражение и внешним образом. Этим я объясняю товесьма странное явление, что у людей одаренных выражение лица гораздо чащеменяется, чем у посредственности, что в различные моменты их лицо нераспознаваемо. Для того стоит сравнить портреты Гете, Бетховена, Канта,Шопенгауэра в различные периоды их жизни! Количество всевозможных выраженийлица какого-нибудь человека можно принять за критерий его дарования. Люди,неизменно сохраняющие одно и то же выражение лица, стоят очень низко винтеллектуальном отношении. Физиономиста поэтому не удивить, что особенностьлюдей, проявляющих в общении с себе подобными все новые черты и темзатрудняющих возможность высказать какое-либо суждение о них, ярко и отчетливоотражается на внешнем выражении их лица.

Весьма возможно, что развитое здесь, поразительное суждениео учении будет отвергнуто с глубоким возмущением на том основании, что исходяиз него, мы с необходимостью должны признать за Шекспиром всю пошлостьФальстафа, низость Яго, грубость Калибана. Тем самым мы как будто унижаемморальное достоинство великих людей, приписывая им понимание всегоотвратительного и мелкого. И следует признать, что согласно этому взгляду всевеликие люди, действительно, исполнены многочисленных, самых сильных страстей инизменных влечений (подтверждением чего, впрочем, могут служить их биографии).