– Мам, я хочу сообщить тебе новость. До сентября текущегогода я буду жить в основном там. Сейчас полечу дней на десять, пока Кот Тимофейв Давосе, придумаю ему какие-нибудь интервью…

– Да, – подвела итог Марья Дмитриевна, поднимаясь снагретого весенним солнцем крылечка, – работа у тебя – не позавидуешь… Лучше бынаукой занималась.

– Для науки я слишком умна и своеобразна! – провозгласилаКатерина. – И работа у меня хорошая. Это вам, маман, самое место вуниверситете, а мы попроще, на нас с Дашкой природа отдыхает.

– Кончай курить, природа, – усмехнулась Марья Дмитриевна. –Уже пора бросать.

– Скоро брошу, – пообещала Катерина. – Вот победит Тимофей –и брошу.

Тимофей вернулся из весеннего тепла Швейцарии в закованнуюзимой и морозом Москву в середине марта. Он был не слишком доволен поездкой –время потерял, а дел никаких не сделал. Кроме того, оставленные в Москве “нахозяйстве” замы передрались между собой, что случалось с ними крайне редко.Каждый из них был себе не враг и зря Тимофея Ильича заботами не обременял.

Кроме того, газеты раскопали какую-то старую историю о связиодного из его замов с сидящим ныне в Матросской Тишине банкиром Вольдисом. Этоуж было совсем лишнее, особенно когда предвыборные дела Тимофея пошли неслишком хорошо. Что-то где-то буксовало и требовало его постоянногоприсутствия, а он вынужден был лететь в Давос и проводить там драгоценноевремя, так и не дождавшись нужной аудиенции.

Жена в последнюю неделю досаждала ему звонками и просиласьприехать “поговорить”. Может, и зря он отказался – работы особой нет, вполнеможно пообщаться. Культурно, по-семейному, как называл это Тимофей Кольцов. Атеперь она пристанет с общением, когда будет точно не до нее…

Очень сердитый, потому что без него в этот раз вседействительно пошло не так, как нужно, он приехал домой в двенадцатом часуночи.

Еще договаривая по мобильному, он зашел в квартиру и махнулрукой охране, отпуская ее. На ночь с ним оставалось наружное наблюдение инесколько камер в подъезде и около него.

В коридоре он споткнулся о какие-то чемоданы и, выругавшись,заорал:

– Дина!

Не дожидаясь ответа, он прошел в свою спальню. На ходу онстащил пиджак и через голову стянул не развязанный галстук. Ему очень хотелосьв горячую ванну и спать. Он знал, что заснет без всяких сновидений – устал так,что у него чуть-чуть дрожали руки.

Он уже нацепил свои любимые джинсы, когда Диана с пороганегромко позвала:

– Тимофей.

– Привет, – ответил он, не оборачиваясь и застегиваянеудобные “болты” на штанах. – Там какие-то чемоданы валяются.

– Это мои, – все так же тихо сказала Диана.

– Ты уезжаешь? – Он швырнул в плетеную корзину сегодняшнююрубашку и распахнул дверь гардероба.

– Я ухожу от тебя, Тимофей. Это мои вещи. Он повесил в шкафкостюм. Он всегда вешал его на место. Достал с полки толстый белый свитер.Надел и повернулся к жене.

– Когда ты это решила?

– Давно, – криво усмехнувшись, ответила она. – Я все хотелас тобой поговорить. Но ведь это невозможно. Поэтому я просто ставлю тебя визвестность. Я ухожу.

Тимофей сел на безупречно застеленную горничной кровать ипотер лицо. Он плохо соображал от усталости.

– Я должен тебя останавливать? – осведомился он с холоднойотчужденностью. Этот тон всегда хорошо срабатывал, когда он не знал, как себявести. А он совсем не знал, как должен вести себя муж, которого бросают. Иничего не испытывал, кроме утомления.

Трусливая мысль о том, что, если он будет ее останавливать,она ударится в слезы и начнет выяснять отношения, промелькнула где-то всознании, и, вдруг осознав это, он испытал давно забытое и поэтому еще болееострое чувство стыда.

Диана вошла в спальню и села на кровать рядом с Тимофеем.Они долго молчали, а потом она спросила:

– Издательство продашь?

Журнал, который она издавала, был ей нужен и важен, Тимофейэто знал. Когда-то, пока он еще не был так занят, они даже по вечерам обсуждалидруг с другом свои проблемы. Он – бизнеса, она – издательства.

Конечно, это Тимофей нашел ей дело, когда она изнывала оттоски и одиночества, перестав выступать. Диана оказалась неплохим издателем. Покрайней мере, журнал уже несколько лет выходил и пользовался популярностью.

– Что будешь делать, если продам? – спросил Тимофей. Емувовсе не хотелось запугивать ее, но почему-то показалось важным узнать, на чтоона готова.

– Буду искать другую работу, – ответила она, не глядя нанего. – Может, где и возьмут.

– Может, и возьмут, – согласился Тимофей. В их сидении накровати были обреченность, и безысходность, и невозможность ничего изменить,хотя больше всего на свете Тимофею хотелось, чтобы эти слова они еще непроизнесли. Тогда можно было бы повернуть назад. Вернуться во вчерашнийспокойный день.

Он очень ценил собственное спокойствие. Он не мог тратитьнервы на всякие мелочи вроде жены. Морщась, как от зубной боли, он сказал:

– Твое издательство мне ни за каким чертом не нужно. Хочешь,давай я тебе его подарю. Или продам за символические деньги. Жить где будешь?

– Я купила квартиру, – очевидно, жена решила быть предельночестной в этом прощальном разговоре. Или хотела чему-то его научить? Заставитьсожалеть и каяться? – Я купила квартиру на Делегатской еще месяц назад. Там всеготово, можно жить. Ты не думай, я не буду делить с тобой счета в банках инедвижимость в Англии.

– Почему, ты можешь попробовать, – он даже усмехнулся. – Запоследствия я не отвечаю, а попробовать можешь.

– Брось, Тимофей, – устало сказала Диана. – Мы все друг продруга знаем. Давай разойдемся по-хорошему. И спасибо тебе за издательство.Впрочем, тебе оно действительно не нужно.

Она поднялась и вышла из комнаты. Тимофей слышал ее тихиешаги сначала в коридоре, а потом в холле. Ему очень хотелось лечь, и былопочему-то противно, как будто он сделал что-то стыдное. Или вправду сделал?

Он пошел за женой в освещенную глубину квартиры. Она ужеобулась и застегивала перед зеркалом норковую шубу, в которой выглядела юной ипрекрасной, как греческая богиня.

– Ты ничего не хочешь мне объяснить? – спросил Тимофей.

– Нет, – ответила Диана, рассматривая себя в зеркале. – Ты исам все знаешь. Жить с тобой рядом нельзя. Ты не просто женат на работе. Этоеще полбеды, учитывая, какие деньги ты делаешь. Но ты самый бессердечный,железобетонный, непробиваемый, равнодушный ублюдок из всех, каких я знала. Азнала я многих, поверь мне. Я не желаю похоронить себя в куче твоих денег. Мневполне хватит доходов моего издательства. Квартира у меня есть. А замки вШвейцарии интересуют меня гораздо меньше, чем ты думал.