Ей было плохо видно его лицо – ночь, снег, в очкахотражались блики света от фонаря. Но ей вдруг показалось, что она разгляделаусмешку.

– Я не понял, – сказал он после секундной паузы, – вынамерены со мной спорить?

И все стало предельно ясно. Нельзя отказываться, когдапредлагает Тимофей Кольцов. Даже пытаться глупо и смешно. Нужно выполнять, ичем быстрее, тем лучше.

Потом, на досуге, она сможет все обдумать и выругать себя заизлишнее любопытство, которое не позволило ей потихонечку шмыгнуть внутрь залаожидания, подальше от греха и Тимофея Кольцова. И проанализировать чувства,более сложные, чем любопытство. А пока, чем дольше она мнется внерешительности, тем нелепее выглядит ситуация, тем дольше она задерживаетВеликого и Ужасного и затягивает весь пикантный эпизод с ее доставкой.

– Спасибо, Тимофей Ильич, – пробормотала Катерина фальшивымголосом и полезла в джип, волоча за собой сумку.

– Оставьте вещи, Катерина Дмитриевна, – посоветовал Кольцов.– Ребята положат в багажник.

Совершенно красная от стыда и внезапно навалившейся жары,она плюхнулась на кожаное сиденье, отпустив наконец сумку, которую тут жеподхватил кто-то из охранников. Тимофей Кольцов величественно поместился вкресло напротив. Дверь мягко чмокнула, закрываясь. На переднее сиденье вскочилохранник Леша, и кортеж двинулся к выезду с аэродрома.

– Вам куда? – спросил Тимофей, не глядя на Катерину.

– В Немчиновку, – пробормотала она с виноватой улыбкой. –Далеко, правда?

Не отвечая ей, Тимофей Ильич сказал водителю:

– В Немчиновку, Андрей.

– Понял, Тимофей Ильич, – отозвался водитель, крутозакладывая влево на выезде из ворот.

В окно Катерина увидала стоящих навытяжку гаишников. Нашедшем сзади “Хаммере” включили мигалку. Ее истерические сине-красные всполохиразливались по сугробам.

Выехав на магистраль, водитель “притопил” газ так, чтоКатерину вдавило в кресло, и оба джипа рванулись в сторону Москвы, как парадиких ночных волков.

Почти всю дорогу Тимофей разговаривал по телефону. Он всегданачинал работать, едва выйдя из самолета. Впрочем, в самолете он тоже работал.Ничье присутствие, кроме, может, премьера или еще каких-нибудь нужных людей, немогло ему помешать. А уж тем более присутствие Катерины Солнцевой, которая небыла премьером.

Он даже сказал ей, соблюдая максимально возможный для негоуровень вежливости: – Я должен позвонить.

На это заявление она торопливо кивнула, и минут на двадцатьон о ее существовании забыл. Выслушивая доклады и решая вопросы, требовавшиенезамедлительного решения, он иногда взглядывал на сидевшую напротив девушку. Унее было растерянное и подавленное лицо, как будто с ней только что произошлочто-то ужасное, и Тимофея это задевало. Что, черт возьми, такого в том, что онпредложил ей поехать с ним? У нее был лучший выход из положения? Почему онасидит, забившись в угол и сгорбившись, как привокзальный нищий на лавочке?

Понятно, конечно, что не каждый день ее подвозит до домаТимофей Кольцов, и ей должно быть неловко. Но ее неловкость, которую он такясно чувствовал, как будто она была его собственной, раздражала его.

Убедившись, что он занимается своими делами, Катеринаукрадкой огляделась. “Лендровер” оказался просторным и уютным, как небольшаяквартира после евроремонта – мягкий свет, персиковая кожа кресел, деревяннаяобивка дверей. Здесь присутствовало все, что в той или иной степени моглопродемонстрировать богатство и власть.

Тщательно изучив обрывочные сведения о Тимофее Кольцове –человеке, Катерина голову могла дать на отсечение, что он даже не замечаетокружающего его очень дорогого комфорта. Она пристально и усердно наблюдала заним все время, что они жили в его доме, когда ей представлялась такаявозможность.

Он был неизменно равнодушен к своему шикарному дому,архитектурному чуду, возвышавшемуся над морем, как древний феодальный замок, ик своим супердорогим и суперскоростным машинам, приземистым и мощным, какизготовившиеся к атаке звери. И одежда его, наверное, тоже очень дорогая, былапредельно простой – белые рубашки, темные костюмы, консервативные галстуки.

Однажды вечером Тимофей Кольцов прошел мимо нее в парке,возвращаясь с моря, к которому, по слухам, ходил каждый день. Он был впуховике, делавшем его похожим на полярника, и сильно вылинявших голубыхджинсах. Катерина не сразу поняла, что это он, а узнав, долго смотрела емувслед. Этот кое-как застегнутый пуховик, и джинсы, и тяжелые ботинки на толстойподошве будто говорили, что существует два совершенно разных Тимофея Кольцова,и между ними – пропасть. Тимофей Кольцов в джинсах заинтриговал ее ужасно.

Катерина улыбнулась своим мыслям. “Хоботов, – сказала онасебе, – ты тайный эротоман!” Иногда она любила процитировать что-нибудь изфильма.

Быстро взглянув на Кольцова и обнаружив, что он продолжаетразговаривать, вернее, даже слушать то, что говорят ему в трубку мобильноготелефона, Катерина принялась вспоминать, что было сделано за четыре дня в Калининграде.

Она написала кучу материалов, которые пригодятся ей в Москвепри подготовке его выступлений. Поприсутствовала на двух встречах кольцовского“актива” и группы поддержки, состоящей из местных знаменитостей.

Самое главное – они с Сашей Скворцввым два разаразговаривали с Тимофеем Ильичом, и оба раза Катерина старательно объяснялаему, что непосредственно войну можно вовсе не открывать. Достаточно о нейписать и показывать по телевизору так, чтобы все верили – Тимофей Кольцовборется с наркотиками изо всех сил. Стоит на страже. Выполняет обещания. Делаетбольшое дело.

Тимофей Ильич то ли слушал, то ли не слушал, хотя Катериназнала, что в искусстве блефа ему нет равных. Так она и не поняла, намерен онвсерьез воевать или ему вполне хватит объявить о войне погромче. Ее знаменитоечутье подсказывало ей, что просто объявлением дело не ограничится.

Последний из срочных разговоров Тимофей закончил, когда ониуже были в центре города. Его спутница сидела тихо, как настороженная мышь, ивнимательно смотрела в окно. Интересно, что она хотела там высмотреть, чего невидела раньше?

– А как вы придумали эту штуку с наркотиками? – спросилТимофей неожиданно. Он любил этот прием – спросить внезапно и совсем не то,чего ожидает собеседник. И посмотреть на реакцию. По реакции все будет сразупонятно.

Катерина резко повернулась к нему. Наверное, не ожидала, чтоон заговорит, и испугалась. Впервые в жизни ему вдруг стало досадно, что еговсе боятся. Какого дьявола?

Но мелькнувшая на ее лице тень страха моментально смениласьулыбкой, как будто он спросил ее о чем-то приятном.