– Например, ангелов, – ответил он сухмылкой, – или тех, кто называет себя ангелами, или тех, кто хочет, чтобыя считал их ангелами. С тех пор как я удрал от Мемноха, они часто ко мнеприходят. Появлялись даже тогда, когда я в полном беспамятстве лежал на получасовни приюта Святой Елизаветы – того самого здания в Новом Орлеане, котороеперешло ко мне по наследству от дочери Роджера Видимо, мой украденный ивозвращенный глаз, налитый кровью, как-то связан с этими существами. Я мог бырассказать тебе о них многое, но сейчас не время.

– Эти существа причинили тебе боль? – спросил я,чувствуя по его манере, что это так.

Лестат кивнул.

– Они оставили мое тело в часовне на попечении моихдрузей... – Впервые за время нашей встречи я заметил в нем колебание,волнение и даже легкое смятение. – Но мою душу они забрали с собой. И вцарстве, таком же осязаемом, как эта комната, они заставили меня исполнять ихприказы, всякий раз угрожая снова отобрать мой правый глаз, причем навсегда,если я не стану им подчиняться.

Лестат замолчал в нерешительности, покачивая головой.

– Думаю, именно из-за глаза они получили надо мнойнекую власть, сумели добраться до меня в земном царстве и забрать ссобой, – вновь заговорил он. – Этот самый глаз был украден в другомизмерении и возвращен на место уже на земле. Можно предположить, что оттуда, свысоких Небес, если это, конечно, Небеса, эти существа увидели сквозь земныетуманы мой яркий, блестящий глаз.

Он вздохнул, словно внезапно почувствовав себя несчастным, ипытливо посмотрел на меня.

– Этот раненый, запятнанный, так сказать, глаз послужилим ориентиром в поисках, своего рода каналом между двумя измерениями, которымони воспользовались, чтобы спуститься на землю и насильно призвать к себе моюдушу.

– Куда они тебя забрали? Что они с тобой делали?

– Если бы мне только знать, что они действительно былипосланниками Небес! – тихо и страстно воскликнул он. – Если бы мнетолько знать, что Мемнох-дьявол и те, кто пришли после него, показали мнеправду! Тогда все приняло бы другой оборот и я бы сумел спасти свою душу!

Я страстно жаждал продолжения, и все же осмелился вставитьнесколько слов:

– Но ты не можешь это знать. Они так и не сумели тебяубедить.

– Как я могу одновременно с их величественнымизамыслами принимать мир, полный несправедливости? – Он снова покачалголовой, обвел глазами комнату, словно не зная, на чем задержать взгляд, апотом, посмотрев на меня, продолжил; – Я не могу полностью принять то, чтоузнал от Мемноха и тех, кто пришел после него. Я никогда никому не рассказывало своем последнем рискованном путешествии, хотя другие Охотники за Кровью, изтех, что любят меня, – знаешь, я прозвал их Когортой Возлюбленных, –догадываются, что со мной произошло нечто из ряда вон выходящее, ведь они всеотлично чувствуют. Я даже не знаю, которое из моих тел было настоящим – то, чтолежало на полу часовни, или то, что бродило с так называемыми ангелами. Япротив собственной воли торговал знаниями и иллюзиями. История моего последнеготаинственного, никому не известного путешествия, которую я пока никому недоверил, тяжким грузом лежит на моей душе и грозит вот-вот ее раздавить.

– А теперь ты можешь ее рассказать? – спросил я.

Я подумал, что только сильная личность не боится предстатьперед другими несчастной, убитой горем.

Лестат пожал плечами и покачал головой.

– Нет, не могу. У меня пока нет сил поведать этуисторию, и в этом вся правда. Необходимы не просто силы. Необходима смелостьдля такого признания, а как раз сейчас мое сердце потеплело от твоегоприсутствия. У тебя есть, что мне рассказать, а точнее, у нас есть общее дело.Да, сейчас мое ненасытное сердце прикипело к тебе.

От избытка чувств я разрыдался как ребенок. Потом высморкалсяи попытался успокоиться. Кровь на платке. Кровь в теле. Кровью пропитанныйразум. Яркий блеск глаз, смотрящих на меня. Фиалковых глаз.

– Мне следовало бы радоваться удаче и не задаватьлишних вопросов, но я не могу удержаться, – сказал я. – Почему ты неуничтожил меня? Почему не наказал за то, что я вторгся в твой дом, за то, чтотак поступил со Стирлингом? Что тебя удержало? Я должен знать.

– А зачем тебе это знать?– поинтересовался он, тихорассмеявшись. – Это для тебя так важно?

Я покачал головой и пожал плечами. И снова промокнул глаза.

– Думаешь, во мне говорит тщеславие? – спросил я.

– Скорее всего, – с улыбкой ответил Лестат. –Но кому, как не мне, это понять? Я ведь одно из самых тщеславныхсозданий. – Он хмыкнул. – Ты разве не заметил, как я рисовался,беседуя с твоей тетушкой?

Я кивнул.

– Так и быть, – усмехнулся он. – Начнуперечислять причины, по которым я тебя не убил. Ты мне понравился. Я высокооценил женственность твоего лица и характера в сочетании с мужественнымтелосложением, мальчишеское любопытство в глазах и свойственную мужчине широтуи свободу движений, по-детски откровенную манеру говорить и мужской голос,неуклюжесть и одновременно природную грацию.

Он хитро улыбнулся, подмигнул правым глазом и продолжил:

– Мне нравится, что ты любил Стирлинга. Нравится, чтоты так искренне почитаешь свою замечательную тетушку Куин. На меня произвеловпечатление, как ты опустился перед ней на колени и поцеловал ее ножки, хотя ктому времени я уже все про тебя решил. Мне нравится твоя любовь к окружающимтебя смертным. Мне нравится, что ты более щедр, чем я. Мне нравится, что тыненавидишь Темную Кровь и что твой Создатель тебя обманул. Ну что, разве мало?Или достаточно?

Я буквально опьянел от благодарности.

– Только не думай, что я настолько бескорыстен, –продолжал Лестат с чуть большим жаром. – Это не так. Ты мне нужен, иначеменя бы здесь не было. Мне приятно чувствовать твою потребность во мне. Я хочупомочь тебе. Давай же, братишка, проведи меня в свой мир.

– Мой мир, – прошептал я.

– Да, братишка. Отправимся туда вместе. Поведай мнеисторию своего рода, расскажи о том, как жил сам. Расскажи об ужасном и стольобожаемом тобой Гоблине. Расскажи, откуда он обрел свои силы. Я хочу услышатьобо всем. Твоя божественная тетушка Куин пропела увертюру, но ты должен пропетьостальное, акт за актом. Выкладывай, Квинн, а уж я сам решу, что в твоемрассказе важно и что можно не принимать во внимание.

– Я люблю тебя, – выдохнул я.

Лестат заразительно рассмеялся.