– В таком случае это была ошибка твоегоСоздателя, – возразил Лестат. – Ему следовало находиться рядом иобучать тебя.

Я кивнул.

– Позволь мне льстить себя надеждой, что я не довел быдело со Стирлингом до конца. Впрочем, я отнюдь не был напуган встречей с ним итем, что он узнал обо мне, – нет, я жаждал его смерти. Не знаю, чем бы всезакончилось. Он боролся со мной изяществом мысли. Есть у него такое качество:изящество мышления. Да, думаю, я бы отнял у него жизнь. Его смерть теснопереплелась с моей любовью к нему. А после я чувствовал бы себя проклятым навсю оставшуюся вечность и непременно нашел бы способ прекратить собственноесуществование. Я проклят за то, что чуть не сотворил такое злодейство. И замногое другое. И вообще, я не перестаю думать о смерти.

– Как это? Что ты имеешь в виду?

Лестат сделал вид, что поражен, хотя на самом деле егоничуть не удивило мое признание.

– Я словно застыл во времени и бесконечно причащаюсь иподвергаюсь обряду соборования перед смертью или диктую свою последнюю волю. Яумер той ночью, когда мой Создатель даровал мне Темную Кровь, и с того моментабудто превратился в одного из тех жалких призраков Блэквуд-Мэнор, которые досих пор не подозревают, что давно мертвы. И обратного пути нет.

Лестат кивнул, подняв бровь, и, как мне показалось, вздохнулс облегчением.

– Что ж, это гораздо более сильный довод в пользу долгогосуществования, а не безрассудного и беззаботного поведения.

– Досих пор я так не думал, – быстро ответиля. – Но для меня важнее всего твое присутствие здесь и твоя помощь впротивостоянии Гоблину. Ты сам видел, на что он способен, и убедился в необходимостиего... уничтожить. И, может быть, меня тоже.

– Ты сам не понимаешь, что говоришь, – тиховозразил Лестат. – Ты вовсе не хочешь расстаться с этим миром, а жаждешьжить вечно. Но не желаешь убивать ради этого, вот и все.

Я чувствовал, что вот-вот расплачусь, достал из кармананосовой платок и вытер им глаза и нос, даже не отвернувшись, ибо это было быпроявлением трусости.

Однако, не поворачивая головы, я все же осмотрелся и, когдавзгляд мой остановился на Лестате, не мог не восхититься необыкновенной красотойэтого существа.

Одни только глаза уже позволяли назвать их обладателякрасавцем, но Лестат был одарен намного щедрее: густая светлая шевелюра,крупный, изящно очерченный рот, выразительное, умное лицо... В ярком сияниилюстры он казался мне достойным поклонения киноидолом, но сам об этом словно ине подозревал.

– А тебя, мой вечный странник, – все так женегромко продолжал он без малейшего намека на осуждение, – я вижу здесь, визысканной обстановке, среди зеркал и золота, всеми любимого и опекаемого... Ивдруг какой-то беспечный демон лишает тебя всего этого и обрекает на страдания,оставляя в одиночестве, сиротой среди смертных, в которых ты все еще отчаяннонуждаешься.

– Нет, – сказал я. – Я удрал от своегоСоздателя. Но теперь я нашел тебя, пусть даже на одну-единственную ночь.Поверь, я действительно люблю тебя, люблю так же сильно, как тетушку Куин, Нэшаи Гоблина. Да, так же сильно, как любил Гоблина. Прости, что не сдержался.

– Тут нечего прощать, – ответил Лестат. – Втвоей голове теснятся образы, я ловлю их сумбурное мелькание, в то время как тыстараешься выстроить из этих разрозненных обрывков стройное повествование.Поэтому ты должен рассказать мне все о своей жизни, даже то, что не считаешьважным. Абсолютно все, чтобы не осталось никаких тайн. А потом мы вместе решим,что делать с Гоблином.

– И со мною? – не удержался я, чувствуя, что схожус ума. – Мы решим, что делать со мною?

– Я вовсе не собирался тебя пугать, братишка, –ласково ответил Лестат. – Самое страшное, что я могу сделать, этоисчезнуть, словно мы никогда не встречались. Но сейчас я думаю не об этом, а отом, что хорошо бы узнать тебя получше, что ты мне нравишься и я уже началдорожить нашими отношениями. Твой разум открыт передо мной, как новая книга. Нопризнайся, разве я тебя не подвел? Наверняка ты уже больше не считаешь меня темгероем, каким когда-то рисовал в воображении.

– Отчего же? – спросил я с неподдельнымизумлением. – Ты здесь, со мной. Ты спас Стирлинга. Ты предотвратилкатастрофу.

– Но я не сумел уничтожить твоего ужасногофантома, – сказал Лестат, пожав плечами. – Я даже вообще не способенего увидеть, хотя ты на меня рассчитывал. Но я только и смог, что припугнутьего с помощью Огненного дара.

– Сражение только начинается, – возразил я. –Ты ведь поможешь мне справиться с ним? А как – мы вместе придумаем.

– Да, именно так мы и поступим, – ответилЛестат. – Не приходится сомневаться, что эта тварь настолько сильна, чтоможет представлять угрозу и для других. Уверен, если Гоблин способен нападатьна тебя, то еще немного – и он с таким же успехом примется за других. Однако нанего действуют силы тяготения, а это хороший знак.

– При чем тут силы тяготения? – не понял я.

– Когда твой двойник исчезал, по комнате пробежалветерок, – ответил Лестат. – Гоблин материален. Я уже говорил тебе,он существует как некое соединение химических молекул в физическом мире.По-видимому, все призраки материальны. Впрочем, я не так хорошо разбираюсь вэтом вопросе, как некоторые. Мне всего лишь раз довелось увидеть призракчеловека, провести с ним час, поговорить – и от ужаса я едва не лишился разума.

– Да, – сказал я, – это был Роджер, кажется.Он явился к тебе в части Хроник, озаглавленной "Мемнох-дьявол". Япомню, как ты беседовал с ним и как он уговорил тебя позаботиться о егосмертной дочери Доре. Я прочел каждое слово. И всему поверил. И тому, что тывидел Роджера, и тому, что ты побывал на Небесах и в аду.

– И правильно сделал, что поверил, – ответилЛестат. – Я ни разу не солгал на тех страницах, хотя книгу написал под моюдиктовку другой. Я действительно общался с Мемнохом-дьяволом, но на самом деледо сих пор не знаю, кто он – дьявол или игривый дух. – Лестат немногопомолчал. – Как вижу, ты уже заметил, что глаза у меня разные.

– Прости, я не хотел, чтобы ты это заметил, –поспешно откликнулся я. – Но тебя это различие ничуть не портит.

Он снисходительно махнул рукой и по-доброму улыбнулся.

– Если ты помнишь, правый глаз у меня вырвали духи,которые не хотели, чтобы я покинул ад Мемноха. Уже потом, здесь, на земле, глазмне вернули, но иногда мне кажется, что он получил способность видеть странныевещи.

– Какие?