повод для волнения достаточно сложно, — думая о чём-то своём, рассмеялась женщина.

— Так, может, нас услужливо свела судьба? — недвусмысленно улыбнулся Майозубов.

— Когда вы узнаете, кто мой муж, вы сами не захотите продолжать отношения.

— Ну это вряд ли, но, всё-таки, скажите, на всякий случай, кто ваш муж?

— Можно я вам скажу это на ухо, — пододвинувшись поближе, произнесла Ника, а затем еле слышно прошептала фамилию супруга и чем тот занимается.

— Да уж, он очень влиятельный и довольно известный человек, но при всём при этом либерал, что для меня, как красная тряпка для быка, — улыбнулся ещё шире поэт.

— То есть, эта информация вас совсем не отталкивает?

— Даже наоборот, Ника, — спокойно ответил Аристарх и положил руку женщины на внутреннюю часть своего бедра.

— Это то, о чём я подумала, — тут же вернув руку назад, спросила Ника.

— Бесспорно…

— Не знала, что такое может быть в реальности…

— Скажите в каком номере вы расположились, и я постучусь туда минут через двадцать.

— Вы слишком нахальны и самоуверенны, Аристарх, — с трудом сдерживая волнение ответила Ника и торопливо удалилась.

Майозубов, как и все мужчины, иногда получал отказ, но такое происходило настолько редко, что не вызывало никаких чувств, кроме искреннего удивления. Впрочем, сейчас было чем себя занять, ведь ситуация, в которой пришлось оказаться, требовала разного рода решений, от самых простых, где разместиться в Берлине, до абстрактных философских, связанных с метаниями во времени и пространстве. Решив, что шустрый Антон, который вдобавок ещё и Антуан — лучший помощник в деле устройства в гостиницах, Аристарх поднялся со стула, чтобы побыстрее вернуться в их пока ещё общий номер.

Гостиница чрезвычайно понравилась Майозубову, так как в ней присутствовал флёр утончённой поэзии и почти кожей ощущалось бесконечное течение времени. Стены излучали изысканную эстетику прошлых лет, а тщательно подобранный декор, указывал, на любовь владельца к мелочам и деталям прошедших эпох. Аристарх в восхищении остановился в удивительном холле этого небольшого, достойного и, наверняка, очень старого здания, казалось, что загадочное помещение хранит некую тайну, которая, возможно, когда-нибудь, станет известна ему или какому-то другому постояльцу. От пережитого ощущения захватило дух, а ход расслабленно романтичных мыслей неожиданно прервала невесть откуда появившаяся Ника, и мило смущаясь, сообщила номер своей комнаты, после чего, опустив глаза в пол, почти мгновенно удалилась.

Странная барышня, — удивлённо усмехнулся Майозубов, вошёл в свой номер и увидел, что Антуан с кем-то переписывается через интернет.

— Я вижу ты скучаешь?

— Ну если у тебя не поменялись планы, то да.

— Планы не поменялись, даже вот думаю оформить «развод», то есть, разъезд.

— Надеюсь, Аристарх, ты не на меня это хочешь повесить?

— Конечно, на тебя, Антошка, я вчера только обмолвился о гей-параде, а ты мгновенно проявил невиданную прыть: и билеты успел купить, и номер забронировать. Короче, организатор ты от Бога, хотя остальное у тебя, видимо, из другой, скажем, конкурирующей организации.

— Ага, вот так, чуть что сразу «стилист» …

— А ты хочешь сказать, что передумал и неожиданно встал на другие рельсы?

— Какая ты всё-таки очаровашка, Аристарх, и шутишь смешно, повторюсь, очень жаль, что ты не из наших.

— Антон давай разрули ситуацию, а если получится, посели меня в этом же отеле, мне он очень приглянулся.

— Ладно, постараюсь устроить, хотя это совсем непросто в такое время, но с тебя тогда подарок причитается, я кедики себе новые в КАДЕВЕ купить хотел, ты их оплатишь за мои организаторские хлопоты и за то, что ты такой большой обломщик.

— Договорились, а где, кстати, мы находимся в Берлине? Это хоть центр города?

— Можно и так сказать, мы на Курфюрстендамме находимся.

Посчитав, что необходимая договорённость достигнута, Аристарх пошёл в душ. Вода всегда успокаивала и позволяла собраться с мыслями, да и давно хотелось освежиться, горячие капли торопливо стекали по коже, а внутри образовалось какое-то сложное беспричинное беспокойство. Сосредоточившись на нём, поэт вспомнил дату своего прибытия, отмеченную в загранпаспорте, на въездной визе — двадцать второе июля две тысячи десятого года. Он не знал почему, но цифра двадцать два в этой дате вызывала тянущий страх, берущий начало в далёком будущем. И ещё, возникло чувство некой неразрешённости, отчего проявилась ясность того, что ситуация, которую сегодня преподнесла судьба, имеет какое-то особенное сакральное значение и смысл. Вместе с тем пришло отчётливое понимание, что, в каком бы времени-пространстве не пришлось находиться, первый вопрос, который необходимо задать самому себе: кто я есть, в ощущаемом здесь и сейчас? Ведь, как ни крути, он по-прежнему тот же самый юноша, который в одиночестве встретил миллениум. С другой стороны, если себя вести точно так же, как в памятном двухтысячном, он не будет адекватен самому себе на временном отрезке, существующем в конкретном настоящем.

Майозубов с предельным вниманием отнёсся к внезапно озарившей сознание мысли и не откладывая дел в долгий ящик, постарался вспомнить себя из текущего две тысячи десятого года. Воспоминания давались не просто, так как уже поднакопилась некоторая информация о себе, как из реального прошлого, так и из будущего, которое для него, как ни странно, воспринималось, как прошлое, ведь, он там уже был.

Глядя на себя в зеркало, Аристарх удовлетворённо улыбнулся, изменений оказалось не так уж и много, а те, что произошли, сделали его только лучше. Рельеф фигуры говорил о том, что он достаточно времени проводит в спортивном зале, а дополнительные десять лет жизни придали привлекательности и мужественности. Он настолько себе понравился, что захотелось заморозится именно в этом возрасте. Почему-то показалось, что начиная с двадцати восьми лет и где-то до тридцати пяти у мужчины начинается самый прекрасный и продуктивный кусок бытия. Именно такой представлялась милая сердцу зрелость, которая дарила возможность принимать ответственные решения и, одновременно, немного чудить, а главное, в этом возрасте, все принимают тебя исключительно серьёзно, видя в тебе перспективу, что даёт приятную целостность и уверенное право быть максимально собой.

Аристарх, прочувствовав себя в открывшимся «здесь и сейчас», ощутил необыкновенный прилив сил, что позволило немного «вспомнить» о событиях на этом отрезке времени. Инсайт, если говорить языком Бориски, добавил радости, так как получалось, что именно сейчас стала приходить известность и популярность, да и, вообще, всё складывалось наилучшим образом. Внезапно возникшая ностальгия, напомнила о разговоре с Яной, та, как-то приехала к нему и сделала удивительное заявление, причём поэт помнил этот разговор, как будто бы он произошёл минуту назад.

— Аристаша, дорогой, я больше тебя не вывожу, ну чисто физически, видимо, Музе пора на пенсию по старости, — застенчиво улыбаясь, произнесла Яна. Она