Да что женщины, среди мужиков сплетников тоже хватает. Вместо того чтобы делом заняться, они косточки друг другу перемывают».

На Джанкойской Илларион уже очутился вечером, чувствуя себя таким уставшим, словно совершил марш-бросок и шел до Джанкойской пешком или толкал перед собой машину. Во дворе было темно и малолюдно. Прогулявшись для пущей уверенности по дворику и убедившись, что за ним нет хвоста, Забродов зашел в нужный подъезд и собрался было подниматься по лестнице, как зазвонил мобильник.

– Не вовремя ты, Сорокин, однако! Я тебе днем звонил, а ты трубку не брал.

– Работа у меня такая, Забродов, трубки не брать. А ты, насколько я понимаю, что-то хотел?

– Хотел и сейчас хочу, Сорокин. Только немного позже. Скажу однозначно, что придется мне украсть у тебя время. Я понимаю, что ты человек занятой, но без тебя мне, Сорокин, не обойтись.

– Что ж… – с неохотой произнес Сорокин, меньше всего желавший продлевать свой рабочий день до полуночи. Он прекрасно понимал, что Илларион не тот человек, который будет звонить следователю и звать его выпить коньяку чисто из дружеских побуждений или мучаясь чувством одиночества. Не тот характер. – Так и быть, Забродов. Долг платежом красен. Так что завтра ты можешь на меня рассчитывать.

– Я догадывался, Сорокин, что ты не из тех людей, кто подводит или не держит своего слова. Давай завтра на Патриарших прудах встретимся.

– Заметано. Значит, в 19:00 на Патриарших прудах. Около информационного стенда.

– Какого такого стенда? – не понял Илларион, никак не увязывавший в своей памяти Патриаршие пруды с каким-то стендом.

– Ну ты деревня, – удивился Сорокин. – Не знаешь, где стенд на Патриарших?

– Смотри не опаздывай, Сорокин. А твой стенд я и без тебя найду, – обрубил его Илларион.

– До встречи, Забродов. Можешь во мне не сомневаться. Процессуальные сроки не позволяют быть непунктуальными.

После разговора с Сорокиным Забродов почувствовал себя значительно лучше, хотя бы потому, что сегодняшний день прошел продуктивно. Он съездил в «Хамовники», переговорил с вдовой Тихого, вахтером Климом Александровичем и теперь вот, благодаря неожиданной помощи дочери покойного, имеет шикарную возможность зайти в квартиру и, быть может, подначить завтра нерасторопного Сорокина, который все-таки не довел дело до конца. «Нет, – подумал Илларион, – даже если я что-нибудь обнаружу, нужно быть тактичным и осторожным. Хуже обиды для Сорокина не придумаешь. Дело закрыто, никаких доказательств, а тут пенсионер Илларион Забродов, не обладающий специальными навыками и приличным стажем работы в МУРе, утирает нос полкану, который сталкивался с делами и посложнее. Сорокин обидится».

С такими мыслями Забродов поднимался на девятый этаж, так как лифт не работал, о чем свидетельствовала прикрепленная к дверям картонная табличка с корявой жирной надписью, сделанной черным маркером: «Лифт не работает», будто бы писал какой-то пьяный гражданин, решившийся отличиться художественными способностями. Илларион, между прочим, проверил, нажав на кнопку, не чья-то ли это дурацкая выдумка, все-таки подниматься пешком на девятый этаж, когда есть лифт, глупо. Но лифт действительно не работал, и потому Илларион поднимался по ступенькам, размышляя о том, что его участь еще проста, а каково тем, кто карабкается на горные кручи, рассчитывая на альпинистское снаряжение и все равно рискуя свернуть себе шею. На лестничных площадках было пусто, разве что валялись пустые пачки из-под сигарет, пустые пивные бутылки, шелуха от семечек и другая атрибутика «высокоинтеллектуального подъездного досуга», чьей романтики Илларион никогда не понимал. «Ну вот, скажем, что тут интересного? – думал он. – Собраться в подъезде, наполнить дымом все пространство, выпить водки и вести философские разговоры. Разговориться, потом обязательно поспорить, разбить друг другу морды и разойтись удовлетворенными проведенным вечером и, наверное, еще тем фактом, что после вечера осталась такая память, материализовавшаяся для жителей подъезда в мусор». На восьмом этаже Забродов остановился и почувствовал, что немного нервничает, что для него было вообще-то несвойственно: «Теряю квалификацию? Или верю в мистику, будто бы по квартире может бродить душа неотпетого покойника? Ты, Забродов, не для того в ГРУ служил, чтобы верить во всякую ерунду. Там тебя учили другому, так что очисти голову от дурных мыслей и спокойно открывай дверь».

Доставать пистолет из кармана Забродов не решился. Сидеть там некому, а если и мистика существует, то оружие подавно не поможет. Нащупал в кармане ключи, огляделся по сторонам. Снизу горел слабый свет, на этой же площадке была кромешная тьма, что вполне устраивало Иллариона: у него была возможность войти в квартиру незамеченным. Его лица никто не разглядит. Дверь он открывал осторожно, предполагая, что у нее могут быть всяческие неприятные особенности, вроде такого скрипа, что только глухой не услышит. Но дверь открылась тихо, и Забродов, бросив последний взгляд на лестницу, исчез внутри.

Глава 5

Евгений Чуб впервые в жизни испытал облегчение: его самые мрачные предположения не нашли своего подтверждения, и он мог не волноваться за свою карьеру, по крайней мере не так, как несколько дней тому назад, после той злосчастной встречи с Мячиковым. Его шеф был из разряда тех людей, которые не держат обид, а увольняют нерадивого сотрудника сразу же, без лишних разговоров. Потому Чуб, пивший три дня подряд и предвидевший свою участь, в понедельник, придя на работу с опухшим лицом, по первому же вызову к Мячикову готов был вручить заранее написанное заявление по собственному желанию. Когда Мячиков вызвал его в кабинет, Чуб едва не потерял сознание, услышав об этом от его секретарши. Но вместо того чтобы уволить Чуба, тот поручил ему провести несколько сделок и вел себя так, как будто и не было того досадного недоразумения. Чуб, выйдя из кабинета, подумал, что родился под счастливой звездой. В то же время он не думал отказываться от лишнего заработка. У него деньги вообще никогда не были лишними; где только ни находилась возможность заработать, он зарабатывал. А если рассчитывать, что Охотников всецело на него положился, то Чуб уже мог считать дело сделанным. В тот же день, насвистывая песенку, он печатал дома на компьютере текст предполагаемого договора. На это ушло не более двух часов, так как были шаблоны, да и соображал Чуб быстро, потому изготовить вполне официальные документы не составило никакого труда. Трудность заключалась в другом: найти профессионального художника, который бы не побоялся пойти на статью и