— Да. — Тана улыбнулась при мысли о нем. — Онмне очень нравится — как друг. Это самый честный и искренний человек изо всех,кого я встречала.

Он позвонил ей спустя несколько дней, и она лишний разпоняла, чем он ей симпатичен. Он представился владельцем исследовательскойлаборатории в Йолане, которая якобы проводит эксперименты над девушками.

— Мы пытаемся выяснить уровень интеллекта молодых ледив сравнении с юношами, — сказал он, изменив голос. — Мы, разумеется,понимаем, что он невысок, но…

Она вовремя узнала его голос, не успев дать волю своемунегодованию.

— Ну вы и болтун!

— Привет, малютка! Как жизнь?

— Нормально.

Поговорив немного, она передала трубку Шарон. Девушки стоялиу телефона и разговаривали с ним по очереди, пока наконец Шарон не ушла наверх,а Тана продолжала говорить и не могла наговориться. Это был не диалогвлюбленных, скорее Гарри напоминал заботливого брата. Через два месяца частыхзвонков они сделались самыми близкими друзьями. Гарри выражал надежду увидетьсяс ней по весне. Она пыталась привлечь к этому Шарон, однако безуспешно. Танабыло решилась уговорить свою мать и пригласить подругу к себе домой, но МириамБлейк звонила дочери, почитай, каждый вечер: на Пасху был назначен грандиозныйслет негров в Вашингтоне, всенощное бдение со свечами в защиту гражданскихправ, и мать хотела, чтобы Шарон в нем участвовала. Она считала, что это станетважным событием в их жизни. «Теперь не время для каникул», — сказала она.Шарон была страшно подавлена, когда подруги покидали «Грин-Хиллз».

— Тебе просто надо было ответить отказом, Шар. —Тана взглянула на подругу и встретила сердитый взгляд ее блестящих черных глаз.

— Ха! Помнишь, как ты «отказалась» от участия в«выездном бале»?

Тана помолчала, потом медленно наклонила голову. Ее подругаправа: невозможно противостоять им все время. Она передернула плечами исмущенно улыбнулась.

— О'кей, сдаюсь. Мне очень жаль. Я буду скучать безтебя в Нью-Йорке.

— Мне тоже будет тебя недоставать. — Она одарилаТану ослепительной улыбкой.

В поезде они болтали о разных пустяках и играли в карты.Шарон сошла в Вашингтоне, а Тана поехала дальше, в Нью-Йорк.

Было темно, и в воздухе пахло весной, когда она вышла изпоезда и наняла такси. Дома все было по-старому, но девушке почему-то сталогрустно. В их квартире абсолютно ничего не менялось и не добавлялось: ни новыхдрапировок, ни свежих цветов, которые могли бы порадовать глаз. Всегда одно ито же, из года в год — та же потертая кушетка, те же чахлые цветы в горшках.Когда она жила здесь постоянно, это не казалось таким унылым, но теперь — иноедело. Все теперь выглядело обветшавшим, комнаты будто уменьшились в размерах.

Ее мать еще не вернулась с работы. Тана свалила сумки на полв своей спальне и вдруг услышала звонок телефона. Она поспешила обратно вгостиную.

— Алло!

— Говорит Уинслоу. Как дела, малютка? — Это былокак глоток свежего воздуха в душном помещении. Тана заулыбалась.

— Здравствуй!

— Когда ты приехала?

— Только что. А ты?

— Вчера вечером, вместе с двумя сокурсниками. И вот яснова здесь. — Он обвел взглядом номер, который оставлял за собой его отецв гостинице «Пьерра». — Тот же город, та же тюрьма. — Он озорноулыбнулся в трубку. Они столько узнали друг о друге за время разговоров потелефону за эти месяцы, что чувствовали себя старыми друзьями. — Давайприезжай, организуем выпивку. Согласна?

Тана была рада возможности его увидеть.

— Спрашиваешь! Ты где?

— В гостинице «Пьерра», — сказал он, будто очем-то не заслуживающем внимания.

Тана усмехнулась.

— Грандиозно!

— Не слишком. Мой родитель в прошлом году пригласилдизайнера и все здесь переделал. Теперь это выглядит как обыкновенный притон,но хорошо уже то, что я могу здесь остановиться, когда приезжаю в Нью-Йорк.

— Твой отец тоже там? — Она была смущена. Гаррииронически усмехнулся.

— Не смеши меня! Я думаю, что мой предок теперь вМюнхене, он любит проводить там пасхальную неделю. Немцы очень ревностно блюдутхристианские праздники, а также осенний праздник урожая. — В его голосепрозвучало на этот раз нетерпение. — Какая тебе разница? Приезжай, и мыустроим сабантуйчик. Я велю подать ленч в номер. Что ты хочешь? Заказ надо датьзаранее, его исполнят через два часа.

Это произвело на нее впечатление.

— Я, право, не знаю… Может, гамбургер и коку? Как тысчитаешь? — Ей это было в диковинку, но Гарри, по-видимому, ничуть несмущало окружающее его великолепие.

Когда она вошла к нему, он лежал на диване с босыми ногами,в джинсах и смотрел по телевизору футбол. Он сгреб ее в охапку и приподнял надполом, заключив в свои медвежьи объятия: было несомненно, что он искренне радее видеть, даже больше, чем она могла ожидать. Его пронизала дрожь, когда онзапечатлел братский поцелуй на ее щеке. Наступила некоторая неловкость: импредстояло перенести ту близость, которая установилась между ними по телефону,в реальную обстановку. Но это длилось недолго, к концу ленча они вели себя какзакадычные друзья, и Тана явно огорчилась, когда пришло время уходить.

— Тогда оставайся! Я сейчас обуюсь, и мы махнем в «21».

— В таком виде? — Она с сомнением оглядела своюклетчатую юбку и ноги, обутые в мокасины с шерстяными носками. — Мне надодомой: я не виделась с мамой целых четыре месяца.

— А я уже начал забывать эти семейные ритуалы, —сказал он скучным голосом.

Он выглядел еще красивее, чем раньше, однако Тана ничего неощущала к нему, кроме чувства дружбы, которое все росло с момента их первойвстречи. Только дружба. Она была уверена, что он тоже испытывает к ней чистоплатонические чувства.

Она взяла с кресла свой плащ и повернулась к нему.

— Ты когда-нибудь видишься со своим отцом,Гарри? — Голос ее прозвучал мягко, в глазах было искреннее сочувствие. Оназнала, как он одинок. Все каникулы он проводил либо у товарищей поуниверситету, либо в пустой квартире или гостиничном номере. Об отце онупоминал только в ироническом контексте, рассказывая о его женщинах,собутыльниках, о том, как он мыкается по разным городам.

— Я вижу его очень редко: наши дороги пересекаются разили два в год, как правило, здесь либо на юге Франции. — Это прозвучалоочень впечатляюще, но Тане не составило труда распознать его скрытую печаль. Онбыл бесконечно одинок, потому и открыл ей так много. Что-то внутри его искаловыхода, жаждало понимания и любви. В себе она ощущала нечто похожее. Какая-точасть ее существа страдала от того, что у нее нет полноценной семьи: отца,сестер, братьев. Только одна мать, одинокая женщина, посвятившая свою жизньчеловеку, который ее не оценил. А у Гарри нет даже и этого. Тана подумала о егоотце с недобрым чувством.