— Ну и что?

— Ты представляешь себе, какая жизнь у тебя может бытьс ним?

Тану охватила грусть — за мать и за самое себя. Джин непонимает главного в жизни и, вероятно, не понимала никогда. При всем том онасумела дать дочери многое, и Тана чувствовала себя обязанной ей. Однако в дниканикул девушка редко виделась с матерью. Не признаваясь ей в этом, она почтикаждый день встречалась с Гарри. Ее страшно разозлили сказанные Джин слова: «Тыхоть понимаешь, кто он такой?» Как будто Тане есть до этого дело! Интересно,сколько вокруг него людей, которые подходят к нему с такой меркой? Наверное,это очень противно, когда тебя оценивают по твоей громкой фамилии.

Один раз она осторожно спросила Гарри об этом, когда ониотправились на пикник.

— Тебе это не претит, Гарри? Тебя не раздражают телюди, которые ищут знакомства с тобой только потому, что ты Уинслоу? — Ейказалось это ужасным, а он лишь пожал плечами. Они лежали на траве вОбщественном парке, и он грыз яблоко.

— Так уж устроены люди, Тэн. Когда они видят сильныхмира сего, это приводит их в восторженное состояние. Я уже насмотрелся наокружение моего отца.

— Они его не раздражают? Гарри глядел на нее с улыбкой.

— Не думаю, чтобы его это трогало: он слишкомбесчувственный. Я вообще сомневаюсь, что он может испытывать эмоции.

Тана уставилась на него в немом изумлении.

— Неужели он в самом деле такой, каким ты егопредставляешь?

— Такой. Даже еще хуже.

— Тогда почему ты другой? Он рассмеялся.

— Наверное, мне просто повезло. А может, я унаследовалгены матери.

— Ты все еще помнишь ее? — Она спросила об этомвпервые; Гарри посмотрел куда-то мимо нее.

— Иногда… очень смутно… Я не уверен, Тэн. — Онповернулся к ней. — Когда я был ребенком, я делал вид перед сверстниками,приходившими поиграть со мной, что она жива — ушла в магазин или ещекуда-нибудь. Но они каждый раз меня разоблачали. Начинали спрашивать у родителей,и те им открывали глаза. Меня считали чокнутым, но я не сдавался. Мне такхотелось быть как все, хотя бы на несколько часов, и я начинал говорить, чтоона куда-то вышла… или поднялась наверх, в свою комнату. — В его глазахзаблестели слезы, и он посмотрел на нее почти сердито. — Такая глупость —тосковать по матери, которую никогда не знал!..

Тана отозвалась на его печаль всем сердцем.

— На твоем месте я поступила бы точно так же, —мягко произнесла она.

Он промолчал, взор его блуждал где-то далеко. Но позднее,когда они гуляли по парку и говорили совсем о другом: о Фримене Блейке, оШарон, о занятиях Таны в «Грин-Хиллз», Гарри вдруг взял ее за руку и неожиданносказал:

— Спасибо тебе за те слова.

Она сразу поняла, какие слова он имеет в виду. С самой первойих встречи между ними установилось полное взаимопонимание.

— Не за что. — Она сжала его руку, и онипродолжили свой путь.

Тана не переставала дивиться, почему ей так легко с ним. Онне имел обыкновения на нее давить и больше не спрашивал, почему у нее нетпарня. Он принимал ее такой, как есть, и она была признательна ему за это и замногое другое: за его веселость и юмор, постоянно заставлявшие ее смеяться. Икроме того, было так чудесно знать, что рядом есть человек, разделяющий твоимысли, твои взгляды на жизнь. В нем, точно в резонаторе, находило отклик все,что было у нее на душе. Это его качество она оценила сполна по возвращении в«Грин-Хиллз».

Когда они вновь повстречались с Шарон, ей показалось, чтоподругу будто подменили. От прежней умеренности политических взглядов неосталось и следа — она вдруг стала такой же неистовой, как и ее мать. Тана неверила своим ушам. Наконец она не выдержала и закричала на Шарон:

— Ради всего святого, Шар! Я тебя не узнаю! За эти двадня после твоего возвращения наша комната превратилась в политическоеристалище. Прекрати митинговать, подружка, и скажи мне наконец, что произошло.

Шарон вдруг села и уставила глаза в одну точку; из нихградом покатились слезы. Она наклонила голову, плечи ее затряслись отсдерживаемых рыданий. Тана не знала, что и подумать. Ясно было одно: с ееподругой случилось нечто ужасное. Она обняла Шарон и начала ее утешать. Прошлоне менее получаса, прежде чем девушка смогла заговорить. Тана слушала, и сердцеее разрывалось от жалости.

— Они убили Дика… в Страстную субботу… они убили его,Тэн!.. Ему было пятнадцать лет… они его повесили. — Тане чуть не сделалосьплохо. Этого не может быть! Такого еще не бывало с теми людьми, кого оназнала, — ни с черными, ни с кем другим. Однако она видела по лицу Шарон,что это правда. Вечером того дня ей позвонил Гарри, и она со слезами рассказалаему об этом.

— О боже! Я что-то такое слышал в университете.Говорили, что убит сын видного негра, но я не врубился… Так это был брат Шарон,еще совсем мальчик…

— Да. — На сердце у Таны лежала свинцовая тяжесть.Когда через несколько дней позвонила Джин, она сразу уловила ее настроение.

— Что случилось, солнышко? Ты поссорилась сГарри? — Мать теперь избрала новую тактику, делая вид, что у дочери с нимроман. Она надеялась навести Тану на эту мысль, но та нетерпеливо ее оборвала:

— Умер брат моей подруги по комнате.

— Какая страшная потеря! — ужаснулась Джин. —Несчастный случай?

Тана помолчала, обдумывая, что ей можно ответить: «Нет, мам,его повесили… Ты знаешь, он был черный». Вместо этого она сказала:

— Вроде того. — Собственно говоря, смерть всегданесчастный случай. Разве ее кто-нибудь ждет?

— Передай ей мои соболезнования. Это та самая подруга,у которой ты гостила в День Благодарения?

— Да. — Голос Таны звучал еле слышно.

— Какой ужас!

Тана была не в состоянии продолжать этот разговор.

— Мне надо идти, мам.

— Позвони мне через несколько дней.

— Постараюсь. — Она нажала на рычаг и повесилатрубку. Ей ни с кем не хотелось говорить, однако с Шарон они снова проговорилидопоздна.

Жизнь подруги теперь кардинально изменилась. Она даже вошлав контакт с местным темнокожим священником и начала помогать ему организовыватьакции ненасильственного протеста в выходные дни, оставшиеся до наступления лета.

— Ты уверена, что тебе надо это делать, Шар? Та сердитона нее посмотрела.

— А разве у меня есть выбор? Я этого не думаю. —Теперь ее душа была охвачена гневом, который нельзя сдержать; в ее кровиполыхал пожар, который не могла затушить никакая любовь. Убили мальчика, скоторым она вместе росла. — Дик был такой живчик, как веретено. — Онаулыбнулась сквозь слезы. Подруги лежали в темноте и разговаривали. — Онбыл очень похож на маму, и вот…