— И тебе не стыдно, белая тварь!

Глаза у нее сделались огромными, когда ее поволокли вон.Каждая ее жилка рвалась сопротивляться, кусаться, лягаться при воспоминании оРичарде Блейке и его мученической смерти, однако она не решилась на это. Еебросили в кузов грузовика вместе с другими добровольцами; через какие-нибудьполчаса у нее сняли отпечатки пальцев и бросили в тюрьму. Она просидела втюремной камере до конца дня вместе с пятнадцатью черными девушками. По другуюсторону коридора она увидела Шарон. Каждому из них, во всяком случае белым,разрешили один телефонный звонок; черные, по словам полицейских, еще «не прошлипроцедуру».

— Позвони моей маме! — крикнула Шарон подруге, ита позвонила.

К полуночи Мириам была уже в Йолане. Она добилась ихнемедленного освобождения и принесла им свои поздравления. Тана отметила, чтоМириам осунулась, лицо у нее стало еще суровее, чем полгода назад. Тем не менееона была довольна, что девочки решились на протест. Ее не расстроила даженовость, принесенная на следующий день дочерью: Шарон исключили из колледжа,проявив завидную оперативность. Наставница «Дома Жасмина» уже упаковала еевещи, она должна была покинуть кампус еще до наступления полудня.

Узнав об этом, Тана впала в шок. Когда ее вызвали в деканат,она уже знала, чего ей можно ожидать. Опасения девушки подтвердились: еепопросили уехать; стипендию на будущий год сняли, а это означало, что второгокурса у нее не будет. Все было кончено для нее, как и для Шарон. Единственноеразличие состояло в том, что ей предложили, если она пожелает, остаться доконца учебного года на положении стажера. Это, по крайней мере, давало ей правона сдачу экзаменов за первый курс и возможность подать документы в другоеучебное заведение. Но в какое? После отъезда Шарон она сидела в своей комнате вполной прострации. Шарон уезжала с матерью в Вашингтон, где еще раньше велисьразговоры о том, что она некоторое время поработает волонтером у доктора Кинга.

— Я знаю, что папа будет огорчен — он хотел, чтобы яучилась, — но, если честно, Тэн, я уже сыта этим. — Она грустнопосмотрела на Тану. — Но что будет с тобой? — Шарон была убита,узнав, какую цену пришлось заплатить ее подруге за участие в «живой цепочке».Тана еще ни разу не подвергалась аресту, и, хотя их предупреждали, что такаяопасность вполне реальна, она была к этому не готова.

— Может, все к лучшему. — Тана храбрилась,стараясь подбодрить подругу, но, когда та уехала, она оказалась в полнойизоляции. Ей разъяснили, что в качестве стажера она не может питаться в общейстоловой, не имеет права покидать свою комнату по вечерам; ей не разрешалосьучаствовать в общественных мероприятиях, включая концерты, даваемые новичками.Она была настоящей парией. Утешением служило лишь то, что через три неделизанятия в колледже должны закончиться.

Самое же неприятное, что они поставили в известность Джин.Тану предупредили об этом, но от этого ей было не легче. В тот же вечер матьпозвонила ей и закатила истерику.

— Почему ты мне не сказала, что эта маленькая стерва —цветная? — рыдала она в трубку.

— Какое значение имеет цвет ее кожи? Она — моя лучшаяподруга. — Переживания последних дней вдруг нахлынули на Тану, и ее глазанаполнились слезами. Все в колледже смотрят на нее как на убийцу, а Шаронбольше нет с ней; она не знает, где будет учиться на будущий год, а тут ещемать выступает… Девушке показалось, что ей снова пять лет и ей говорят, что онаочень и очень плохая, только неизвестно почему.

— И ты еще называешь ее подругой? — Джинсаркастически засмеялась сквозь слезы. — Она стоила тебе стипендии, из-занее тебя выкинули из колледжа! Не думаешь ли ты, что после этого тебя примуткуда-нибудь еще?

— Разумеется, примут, глупенькая, — заверил ееГарри, когда она позвонила ему на следующий день и, рыдая, поведала о своихгорестях. — Черт побери, Тэн, в Бостонском университете полно радикалов!

Их там тьма-тьмущая.

— Но я не радикал, — всхлипывала Тана.

— Я это знаю, Тэн. Вся твоя вина состоит в том, что тыучаствовала в «живой цепочке». Ты сама во всем виновата: за каким дьяволом тебяпонесло в это захолустье? В этот задрипанный колледж? Какая-то чертовщина, Тэн:ведь ты целый год обреталась вне цивилизации! Почему бы тебе теперь непоступить в нормальный колледж, где-нибудь на Севере?

— Ты действительно думаешь, что меня возьмут?

— Не смеши меня! С твоими-то отметками? Да они оторвуттебя с руками.

— Ты просто утешаешь меня… — Она снова заплакала.

— Перестань морочить мне голову, Тэн! Сейчас же садисьписать заявление, потом перешлешь его мне, а там посмотрим.

И посмотрели. Она оказалась в числе принятых — к еесобственному удивлению и к немалой досаде матери.

— Бостонский университет? Что это за учебное заведение?

— Одно из лучших в стране. И мне даже дали стипендию.

Гарри сам отвез заявление и замолвил за нее словечко, чтотронуло ее до глубины души. К первому июня все было улажено: с осени ейпредстояло начать учебу в Бостонском университете.

Тана еще не вполне оправилась после всех треволнений, когдаее мать предъявила ей новую претензию.

— Я считаю, что ты должна какое-то время поработать,Тэн. Не все же тебе учиться, так и вся жизнь пройдет.

Тана не на шутку испугалась.

— Мне осталось три года, мам. После этого я получустепень бакалавра.

— И что тогда? Что тебе это даст?

— Приличную работу.

— Ты можешь работать в «Дарнинг Интернэшнл» прямосейчас. Я уже говорила с Артуром на прошлой неделе…

Их разговоры теперь велись на самых высоких тонах, но Джинбыло невозможно переубедить.

— Ради бога, мам, сколько можно меня наказывать?

— Наказывать?! Как ты разговариваешь с матерью! Тебяарестовали, исключили из колледжа, а ты еще качаешь какие-то права! Твоесчастье, что такой человек, как Артур Дарнинг, несмотря ни на что, согласенвзять тебя на работу.

— Его счастье, что я не подала в суд на его сынка впрошлом году! — Эти слова вырвались у нее непроизвольно, прежде чем онасмогла остановиться.

Джин смотрела на нее в совершенном изумлении.

— Как ты смеешь говорить мне такие вещи!

Голос Таны был тихим и печальным, когда она сказала:

— Но это правда, мам.

Джин повернулась к ней спиной, будто не желая ее видеть ислышать.

— Я не хочу выслушивать подобные бредни!

Тана молча вышла из гостиной. Через несколько дней онауехала.

Они с Гарри отдыхали в Кэйп-Код, на вилле его отца — игралив теннис, купались, катались на лодке, ходили в гости к друзьям. Она егосовершенно не остерегалась. Между ними установились вполне платоническиеотношения, во всяком случае со стороны Таны, что было очень удобно для нее.Чувства Гарри были несколько иными, но он тщательно их скрывал. Она послалаШарон несколько писем; Шарон отвечала коротко и маловразумительно — она явнописала второпях. За всю свою жизнь она никогда еще не была так занята — и таксчастлива. Ее мать оказалась права: работать волонтером у доктора МартинаЛютера Кинга страшно интересно. Просто удивительно, как изменилась их жизньвсего лишь за один год.