врач удалился. Юрген подхватил женщину за талию, и они медленно заковыляли к краю тротуара. Келер несколько раз порывалась обернуться, посмотреть на следующих за спиной големов.

Идти и правда оказалось недалеко. В переулке было тише, чем в центре, но народу тоже хватало – в основном молодых людей и женщин с детьми. Пара соседей обернулась им вслед, кто-то даже окликнул, но спутница Юргена, похоже, недостаточно хорошо себя чувствовала для разговоров и объяснений. Стажер пожалел, что не настоял на лечебнице.

Дом номер два – единственный, в котором не горели окна. Молодой человек на всякий случай постучал, не дождался ответа.

– Ключ в правом кармане, – прошелестела келер.

Юрген на секунду замешкался.

– Простите, – решился он, радуясь, что темнота скрыла румянец.

Дверь отворилась легко: ощущалась хозяйская рука. Газовый рожок осветил прихожую. Зонты в плетеной корзине, вешалка с верхней одеждой, обувной шкафчик, полочка под шляпы, полочка для перчаток, зеркало – вещи окружали, нависали, грозились обрушиться и погрести людей под собой.

Велев големам ждать, Юрген помог женщине разуться и снять пальто, довел до низкой софы в гостиной. В темной комнате было прохладно и сыро, как и любом помещении, оставленном зимой без присмотра на половину суток, хотя, казалось бы, живущие здесь люди могли позволить себе прислугу. Юрген подумал, что надо растопить камин, отыскать кухню и вскипятить чайник, но постеснялся хозяйничать в чужом доме.

– Келер Швестер… – кажется, Луцио обращался к ней именно так, – как вы себя чувствуете?

– Уже лучше. Извините меня, керр…

– Фромингкейт, – представился Юрген.

– Прошу прощения за неудобства, – виновато улыбнулась келер. – Я сама не ожидала, что окажусь настолько… слабой.

– Вам еще чем-нибудь помочь? – больше из вежливости осведомился стажер. – Позвать кого-то? Найти вашего мужа?

– Не уходите! – испуганно вскинулась она, будто он и впрямь мог покинуть женщину в таком состоянии одну, и тут же измученно опустилась обратно на подушки. – Помочь? Пожалуй, да. Вы ведь напарник Луцио?

Юрген кивнул.

– И знаете, что случилось с его прошлым напарником?

Стажер помедлил, не желая обсуждать эту тему с посторонними.

– Я ведь не из любопытства спрашиваю, – поспешила добавить келер Швестер, заметив, как он нахмурился. – Гейст Рухенштат был моим братом.

Юрген понял, что отмолчаться не удастся, и выбрал нейтральное:

– Я читал дело триста пятьдесят два.

– Дело. Конечно, для вас это всего лишь дело!

Келер Швестер презрительно скривилась, будто ничего иного и не ожидала услышать.

– При всем уважении…

– Извините, – опомнившись, она закрыла рот ладонью. – Я не хотела грубить. Просто… я слишком хорошо помню тот день. Старшему сыну исполнялось восемь. Должны были прийти гости… Накануне я умаялась с уборкой и готовкой, с трудом доползла до кровати. Гейст явился среди ночи и заперся в прачечной: за несколько дней до этого он поссорился со своей невестой, съехал с арендованной квартиры, договорившись, что какое-то время поживет у нас. Мне показалось, он был сильно пьян. Очень долго возился с замком у входной двери, никак не мог попасть ключом. Проверять я не стала: не хотелось снова ругаться. Мы уже сцеплялись языками, когда он приполз на бровях от одной дорогой шлюшки – и это в Рождество!

Чувствовалось, женщине нужно выговориться, выплеснуть скопившуюся на душе боль, и Юрген не решился перебивать.

– С самого утра Гейст был непривычно тихий, рассеянный… подавленный какой-то. Знаете, он всегда с удовольствием возился с племянниками, хулиганил похлеще них, а тут мальчишки позвали его играть, а он вроде и согласился, а сам словно в другом месте находился. Ребята даже обиделись.

«Какие уж тут игры, с восемью-то трупами за спиной!» – подумал Юрген. Келер Швестер запнулась, продолжила:

– Гейста забрали посреди торжественного ужина. Ввалились с оружием. Перепугали детей. Знаете, как бывает? «Никому не двигаться! Вы арестованы! При сопротивлении стреляем на поражение!» Брат и не сопротивлялся, только хохотал словно безумный, когда запястья заковывали в колодки. Как его запихнули в черный экипаж, до сих пор стоит перед глазами.

Келер Швестер сцепила руки в замок, пряча дрожь в пальцах.

– Нам отказали в свидании. С Луцио тоже. Я только потом, спустя три месяца, узнала, что его тогда отстранили от расследования и держали под домашним арестом. Две недели неизвестности и мучительного ожидания, две недели слухов и догадок, после которых нам зачитали приговор. Восемь жертв, использование служебного положения во вред государству… смертная казнь.

Она всхлипнула, вытерла глаза краем платка.

– Простите. Я до сих пор не могу поверить. Гейст не стал бы… Да, он еще в интернате не отличался послушанием. Мог и к девчонкам в общежитие ночью залезть, и морду набить. Но за дело, всегда за дело. Помню, один мальчишка не давал мне проходу, так Гейст переговорил с ним по-свойски, и тот оставил меня в покое. Или случай был: старшеклассник повадился малышей трясти. Детей же из дома с вещами обычно привозят, да и потом родители передачи носят – есть на что позариться.

Келер Швестер скомкала в руках платок.

– Все знали, но боялись связываться, а брат не испугался, хоть и был ниже на полголовы и весил в два раза меньше. Месяц хромал и криво улыбался, но и тот урод малышню больше не задирал. Гейст очень близко к сердцу воспринимал любую несправедливость, – келер Швестер поняла, что увлеклась, и смутилась. – Я все к чему? У брата выпускная характеристика далеко не идеальная была. Поэтому я и удивилась, что его взяли в первый отдел. Наверное, Луцио замолвил словечко. Они в университете сдружились. Да и сам Гейст не то чтобы остепенился, но все-таки повзрослел, стал сдержаннее и прекратил доказывать правоту кулаками. Я до сих пор не верю, что он кого-то убил!

– Мы никогда не можем знать наверняка, чего ждать от другого человека.

Юрген поморщился от банальности фразы. Но келер Швестер, похоже, было неважно, что он говорит, хватало и того, что ее слушали.

– Мне не разрешили забрать тело, всучили дурацкое заключение о смерти, – келер всхлипнула. – В могилу опускали пустой гроб. Шесть месяцев я смотрела на проклятые десять строчек и убеждала себя, что это правда: Гейст мертв и мы никогда больше не увидимся. Шесть месяцев молилась Господу Богу о его душе. Почти приняла…

Женщина судорожно втянула ртом воздух.

– А недавно я снова встретила его: он шел с Луцио. Окликнула, но брат промолчал, хотя смотрел прямо на меня. Холодный, будто и не живой вовсе, – келер Швестер уставилась на Юргена с безумной надеждой. – С вами сегодня… это был Гейст, правда? С ним что-то сотворили, но это же Гейст?!

– Мне очень жаль, келер. Ваш брат мертв.

– Луцио сказал то же