Дети примерно возраста Гэлы умеют только бояться смерти, а этот ребёнок осознаёт и чувствует, что можно отбросить страх и освободиться от ужаса и трепета, который вызывает у всего живого приближающаяся Смерть, даже одно только понимание её неизбежности; он до такой степени это осознаёт, что мороз по коже. Только когда у Гэлы потекли слёзы, на душе стало спокойней: так-то лучше, это хорошо, поплакать чуть-чуть – и легче станет, меньше жестокости и озлобления; а теперь назад, в ряды тех, кто брёвна таскает…

В последующие дни эти двое избегали друг друга и не встречались.

Едва только один из них видел вдалеке другого, как сразу выбирал себе другую дорогу.

Члены семьи Эньбо тоже намеренно избегали Гэлы.

Гэла тоже, мать твою, выбросил их из головы. Иногда он видел Зайца, который понуро таскался следом за этой стаей зверёнышей, по-прежнему с грязным бинтом на шее. Если сравнить эту банду вечно носящихся тут и там грубо орущих и свистящих ребятишек с вихрем, так он не был в центре этого вихря, он всегда был с краю, словно подхваченный и заверченный вихрем клочочек мусора, мелкий и одинокий.

13

И вот пришла ещё одна весна.

Ледяной покров на ручьях растаял, земля отмёрзла, пробудилась, повсюду потекли сладковатые запахи почвы. Деревья тоже пробудились, вытягивают в только что оттаявшей земле свои корни, дышат изо всех сил, чтобы как можно больше воды доставить наверх по стволам и ветвям; уныло прошелестевшие всю зиму верхушки покрылись тонким зелёным туманом.

Когда началась эта весна, то и сплетня про то, что Гэла бросил петарду и ранил Зайца, тоже иссякла. Впрочем, надо сказать, Гэла ещё время от времени вольно или невольно прислушивался к новостям о состоянии раны Зайца. Его рана загноилась, от этого начался жар. Но прошло несколько дней, и он снова стал появляться. Это означало, что рана опять зажила, жар тоже ушёл.

Собственно, даже без этой раны у него и так часто поднималась температура, и без этого его поносило и так далее.

Весной деревья там, травы всякие, как раз набирают жизненную силу, а вот животные как раз слабые в это время. Посмотри хотя бы на стадо деревенских овец, которых теперь пасёт вернувшийся к мирской жизни лама Цзянцунь Гунбу; за зиму эти овцы истощали, ослабли, едят только что вылезшую молодую траву, а желудок не принимает, у них жидкий понос, да ещё весенний ветер как дунет холодом, так до самых костей пробирает, и вот перетерпевшие всю зиму овцы ходят-ходят, потом ноги подкашиваются, и они падают, и уже обратно встать не могут.

В глазах Гэлы очень похоже было с Зайцем, совсем как у этих овец, которые не могут пережить весну.

Если бы он был, как Гэла, беспризорником, за которым некому приглядывать, так давно бы труп его валялся где-нибудь в безлюдном месте. Хорошо за ним есть кому смотреть – бабушка, отец, мама и дедушка. Круглый год, что зимой что летом, хорошо кормят и поят, заботятся, вот и вырастили с трудом кое-как.

Время от времени из-за гор приезжали грузовики – увозить брёвна, натасканные к обочине. Тогда мужчинам снова приходилось взваливать себе на плечи и спины эти тяжеленные брёвна и загружать в машины. Деревенские ребятишки тут же окружали грузовики, прыгали-скакали, орали, смеялись. Заяц стоял поодаль, тихо и без движения, когда уставал стоять, то садился на землю. Когда поднимался ветер, забеспокоившаяся бабушка Эсицзян выходила его искать, уводила домой.

Гэла стоял подальше, там, где другие не могли его видеть, а ему было всё видно.

Он целыми днями носился по лесу, разыскивал в лесу следы разных зверей, мастерил и ставил всевозможные смертоносные устройства. Он сам уже почти стал охотник. Каждый день он смотрел из чащи леса на то, как люди суетятся, работают. По меньшей мере в этот момент он чувствовал себя счастливее, чем они, потому что делал то, что хотел, и потому ещё, что от этого был постоянный результат. А те люди, чьи спины гнулись от тяжёлой работы, проработав весь день, получали только отметку в столько-то заработанных баллов, которую кто-то другой заносил в маленький блокнотик, слюнявя свой карандаш.

Рубка леса уже стала для мужчин деревни привычной работой.

После того как с расчищаемой земли были вынесены все деревья, объектом для вырубки стала красивая берёзовая роща на солнечном склоне к востоку от деревни. Этот прекрасный лес с высокими деревьями был священным для деревни местом. Именно там, в этом берёзовом лесу, брал своё начало источник, сделавший деревню известной на всю округу.

Но вот сейчас сверху приехали требовать, чтобы этот лес пошёл под топор. Кадровые работники из коммуны, из управления лесного хозяйства, и ещё из более дальних и более высоких мест, кадры комитета по строительству на нескольких джипах приехали в деревню, на площади собрали большое собрание всей деревни.

Это собрание было такое же, как все массовые собрания. Сначала боролись с четырьмя плохими элементами в деревне. Потом слушали, как приехавшие сверху зачитывают большие газеты. Потом люди, наконец, поняли, что наверху снова хотят заставить их делать то, чего они прежде никогда не делали.

Если ничего не делать или делать только то, что делалось раньше, то какой же это новый общественный строй? Это сказало новое поколение активистов, командир взвода народного ополчения Собо так сказал.

Новый общественный строй и правда сильная штука; никто его в лицо не видел, сам он ничего никогда не делает, а когда ему надо что-то сделать, то всегда находит в Счастливой деревне активистов, с лёгким сердцем и энтузиазмом готовых за это взяться. Говорят, не только в Счастливой деревне, но и во всех окрестных закоулках тоже так, и даже во всём Китае, который намного ещё больше и шире, чем все горы вокруг Счастливой деревни, тоже так. Получается, что этот новый строй ещё сильнее своей магической силой, чем старые божества, в которых люди верили при прежнем строе.

Новый строй прислал кадровых работников, и те сказали, что берёзовый лес надо вырубить. Активисты типа Собо все как один выразили согласие, сказали, дескать, давно пора было вырубить.

В большом собрании сделали перерыв, поддержавшие призыв активисты были призваны на малое собрание в помещение склада производственной бригады. Все взрослые деревни – то есть члены народной коммуны – остались сидеть на площади.

Малое собрание в амбаре закончилось, джипы руководящих работников повыпускали из своих задниц сизый дым и, подняв тучу пыли, бодро помчались дальше. Джипы всё