— На этот вопрос я вам отвечу завтра утром. — Климов взглянул на часы. — Каширин ждет вас — тебя и Яшку — ровно в полночь у входа в анатомический театр Первого медицинского института.

— В полночь! — рассмеялся Родин. — Это ты для страха придумал?

— Это не я придумал — Гоголь! Сатана работает только по ночам— с двенадцати ночи до первых петухов. Всего доброго! Удачи!

Скоков проводил Климова задумчивым взглядом и сказал:

— Полковничьи погоны он заработает честно. А вот со службы, пожалуй, вылетит.

ГЛАВА 7

За свою долгую жизнь в уголовном розыске Смородкин к покойникам так и не привык. И не потому что брезговал или испытывал физическое отвращение, нет, просто когда он смотрел на обезображенный труп, то ему в голову приходила всегда одна и та же идиотская мысль: «Господи, неужели и я когда-нибудь…» От такой картинки ему становилось худо — краски жизни меркли, сгущались и наступала темнота, в которой не было места ни одному человеческому чувству — ни горю, ни радости, ни желанию обладать женщиной, в общем — хоть сам в петлю лезь. Поэтому, чтобы не испытывать душевных мук, Смородкин перед «общением» с покойником всегда принимал грамм двести вод0чки.

На этот раз Смородкин выпил всего лишь соточку, благоразумно решив, что остальные четыреста грамм они допьют вместе с Кашириным в анатомическом театре.

Он перелил водку в плоскую алюминиевую фляжку и опустил ее в левый карман пиджака. Затем открыл сейф. Из секретного отдела извлек ПМ. Ствол был «чист», ни в одном документе не зафиксирован. Его изъяли в камере хранения в бесхозной сумке. «Подарю Родину, нельзя ему без оружия». Подумал и привычным движением вогнал пистолет в наплечную кобуру.

Порывшись в бумагах, вытащил три фотографии — Добровольской, Коньковой и парня, который отправил ее в царство вечного успокоения и мрака. «Предположительно, — поправил он самого себя и сунул фотографии во внутренний карман пиджака. — Так, теперь, кажется, все в порядке».

По черной лестнице Смородкин спустился во внутренний двор, пересек его и вошел в Дом предварительного заключения.

— Здравствуй! — поднялся навстречу дежурный начальник караула майор Подольский.

«А ведь он должен был смениться еще утром, — подумал Смородкин, — А все торчит, нюхает… Значит, причастен».

— Здравствуй! Документы готовы?

— В полном порядке. — Подольский вручил Смородкину пачку бумаг, а сам принялся названивать по телефону.

— Почивалов, машина вышла?.. Сколько?.. Благодарю. Можешь отдыхать!

— Гринько, скажи сопровождающим, чтобы, значит, тащили груз на выход. Все понял?.. Отлично! Отдыхай!

Смородкин спрятал документы в карман, скрестил на груди руки и широко зевнул, выказывая полное безразличие к происходящему.

— Не выспался? — посочувствовал Подольский.

— Работы много, — кивнул Смородкин. — А людей мало. Кручусь как белка в колесе. Устал.

— Может, махнешь на дорожку?

— Водочка? — изобразил интерес Смородкин.

Подольский открыл боковой шкафчик со стальными дверцами, вытащил бутылку коньяка и пачку импортного шоколада.

— В нашем деле без этого сложно, — сказал он, словно оправдываясь.

— Это верно, — поддакнул Смородкин, принимая стакан. — Будь здоров!

— Будь!

Они выпили. Подольский вытер тыльной стороной ладони губы и протянул Смородкину пачку «Мальборо».

— Угощайся.

— Богато живете, — сказал Смородкин, чиркнув зажигалкой.

— Не мы — наши подследственные, — хохотнул Подольский. — Они и на зоне — «со всеми в шоколаде». Для них, паразитов, все — от ликера «Амаретто» до отдельной хаты с телкой и видеофильма каждую ночь. Блатные скалятся, а поделать ничего не могут — деньги!

— Да, мафия блатных подкосила, — согласился Смородкин. — И на зоне, и на воле.

В конце коридора послышался топот ног, кто-то выругался, и через несколько секунд двое охранников протащили мимо Смородкина брезентовый мешок с клеймом «почта».

— Вот и все, что от бедолаги осталось, — беззвучно прошептал Смородкин. — Почта! И сейчас мы эту почту бандеролью отправим туда, откуда ее и получили, — к Господу Богу!

Он удрученно вздохнул и вслед за Подольским вышел во двор, где их уже поджидал с распахнутыми настежь задними дверками продовольственный фургон. Охранники приподняли мешок, раскачали и под короткий вскрик: «Три»! — закинули его в темный провал машины. Затем, помогая друг другу, залезли сами. Шофер закрыл за ними дверцы.

— Поехали?

— Поехали. — Смородкин вяло пожал Подольскому руку и забрался в кабину.

Машина рванулась в ночь.

Когда выехали на Садовое кольцо, Смородкин спросил:

— Ты ездил когда-нибудь в анатомичку Первого мединститута?

— Ездил, — кивнул шофер. — А что?

— Вот туда и езжай.

— Но мне приказано в крематорий!

— Приказываю здесь я! — рявкнул Смородкин и впервые за всю дорогу глянул шоферу в лицо. И помертвел: перед ним сидел парень, фотографию которого он полчаса назад вытащил из сейфа.

— Что с вами? — обеспокоился шофер. — Вам плохо?

— Сердце! — Рука Смородкина нырнула под пиджак, ладонь непроизвольно сжала ручку пистолета.

— Так в крематорий или в анатомичку?

— Сперва в анатомичку, а потом в крематорий, — сказал Смородкин и, отпустив ручку ПМ, принялся массировать сердце. — Это приказ начальства. А приказы, как ты знаешь, не обсуждаются.

— Да мне-то что, — фыркнул шофер. — Куда скажете, туда и повезу.

— Вот и ладушки! А сейчас останови у коммерческой палатки… Я минералки куплю.

Через двадцать минут машина въехала во двор Первого мединститута и по приказу Смородкина остановилась у второго подъезда. Шофер открыл переговорный лючок в кузов и насмешливо, а может, Смородкину это только показалось, сообщил: «Приехали!»

Охранники вылезли из машины и удивленно осмотрелись.

— А куды это нас занесло? — спросил тот, что был выше ростом.

— На кудыкины горы! — обрезал Смородкин, направляясь к двери. — Вытаскивайте груз. — Он нащупал кнопку звонка, надавил, и через минуту с небольшим на пороге возникли две фигуры в белых халатах — Родин и Яша Колберг. Они ловко и без лишних вопросов приняли из рук охранников брезентовый мешок и поволокли его в анатомический зал.

— И долго нам здесь околачиваться? — спросил шофер.

— Думаю, больше часа, — не стал юлить Смородкин.

Высокий охранник толкнул в бок товарища. Тот мгновенно превратился в обездоленного, затюканного жизнью страдальца.

— Начальник, выдели на водочку, а то мы здесь от скуки сдохнем — покойники кругом.

От такой наглости Смородкин поперхнулся сигаретным дымом, но ход сделал правильный — перевел взгляд на шофера, как бы советуясь с ним, ища у него поддержки.

— Не жми, майор, они контрактники, — сказал шофер, обнажив в улыбке золотую коронку, и нырнул в уют и тепло кабины.

«МУР пьет», — сделал вывод Смородкин, горестно вздохнул и полез в карман за деньгами.

Когда Смородкин вошел в анатомический зал, Глазов уже лежал на операционном столе, а вокруг него со скальпелем в руке расхаживал Марк Степанович Каширин, один из лучших экспертов-паталогоанатомов. Завидев