Полтора года понадобилось операм, чтобы нащупать, тольконащупать – даже не ниточку, а так, невесомую паутинку, которая, впрочем, ипривела их в окрестности исправительно-трудового учреждения номер **. Где-тоздесь, в радиусе восьмидесяти-ста километров и располагался один из подпольныхсоболиных питомников. Некий охотник из Пармы, пойманный за руку забраконьерство, в обмен на прекращение дела согласился добровольно сотрудничатьс органами – походить по тайге, приглядеться…

И судя по всему, кое-что он углядел. Потому как успелпослать весточку в Шантарск, но более ничего не успел – по причинескоропостижной смерти от злокачественной опухоли под названием «заточка».

Звали охотника Егор Дорофеев.

* * *

– …Собственно, поэтому я и здесь, – сказалархеолог. – Выяснить, что узнал Дорофеев. На что набрёл в тайге, гденаходится питомник… А ты как человек, который последним разговаривал с ним, какчеловек неглупый, столичный, можешь мне помочь. – Он остановился напротивАлексея, посмотрел тому в глаза:

– Вот и весь расклад. Теперь думай.

– Уж не подозреваешь ли ты, что это я охотникамочканул? – бесцветным голосом спросил Алексей после долгой паузы.

…Сказать, что Карташ чувствовал пустоту в душе, значитничего не сказать. В душе был абсолютный вакуум, чёрная дыра, куда со свистомвсасывались все чувства, эмоции, мысли и желания.

И не оставалось ничего. Лишь звенящая, ледяная пустота.

Питомник…

Блядь, всего лишь грёбаный питомник по разведению сраныхмлекопитающих семейства долбаных куньих! А он-то, дурак, губу раскатал: неправительственный секретный объект, какое-нибудь кладбище радиационных отходов,тренировочный лагерь террористов – да с такими сведениями, выложенными в нужноевремя нужным людям – в погонах или в наколках, не суть важно, – с такимисведениями он и без помощи всяких там археологов в Москву вернётся, на беломконе и со щитом в руках!

А тут – вонючий питомник…

Дорофеев, сука, ни словечком ведь о ментах не обмолвился!Хотел, чтоб и нашим, и вашим…

– Конечно, не ты мочканул, – сказал Гена, вновьсадясь напротив. – Тебя-то я проверил в первую голову… Но ведь кто-то этосделал? И я должен узнать – кто. Чтобы через него выйти на производителей.

– И я тут причём?

– О чём вы разговаривали с Дорофеевым? – быстроспросил Гена.

Карташ на мгновенье запнулся.

Теперь, когда его высокоумные заключения лопнули как мыльныепузыри и развалились как замок на песке, скрывать свой интерес к Шаманкиноймари не было никакого резона. И он уже открыл было рот, чтобы рассказать всё,но что-то – то ли инстинкт, то ли ещё какое восемнадцатое, неведомое чувство –заставило ответить иначе, выпалить первое, что пришло на язык:

– О соболях говорили, Гена, о соболях…

– О чём?!

– О них, родимых… – вздохнул Карташ.

Что характерно, сущую правду сказал – их знакомство сДорофеевым аккурат со шкурок и началось. Это уже потом, годик спустя, Алексейрешил задействовать охотника в поисках объекта. И начни археолог копать,простите за каламбур, в его сторону, то многие пармовчане подтвердят: да,начальник, Егорка Дорофеев многим шкурки продавал, и цирикам, и цивильным,мобуть, и этому, Карташу, тоже…

И Остапа, как говаривали классики, понесло. Алексейоткинулся на спинку шаткого стула, сцепил пальцы на животе и принялся вещатьпочти ласково:

– Да, друг Гена, такое вот совпадение. Ты со мнойоткровенен – и я отплачу той же монетой. Покойный Дорофеев мне как разшкурки-то соболиные и приносил иногда, а я их в Шантарск переправлял, за толикумалую. Тем и жил… На старлеевскую зарплату разве проживёшь? То-то. Вот иприходится крутиться помаленьку. Вот в тот вечер мы с ним и обговаривали –когда, сколько и за сколько. Сошлись, потом в Салун вернулись, он, вроде, ушёлс кем-то встречаться, я ещё малость посидел и тоже свалил. А вот с кем онвиделся – сие мне неведомо, гражданин археолог, можешь не спрашивать, я в чужиедела нос не сую, есть такой грешок…

«Со своими бы делами разобраться…» добавил он мысленно.

Гена молчал, и Карташ, мысленно же переведя дух, закончил сзатаённой усмешкой триумфатора:

– Нет, конечно, если мои две-три шкурки и подорваливесь пушной рынок, то я готов понести наказание – по всей строгости, какговорится…

Гена молчал. То ли не заметил усмешки, то ли решил необращать на неё внимания. Что происходило в недрах его черепной коробки, былоневедомо: лицо было бесстрастным, как у викинга.

– И за что Дорофеев получил пику в живот, ты,разумеется, не знаешь, – наконец произнёс он. Не вопросительно, аутвердительно.

– Разумеется! – охотно сказал Карташ. – Нопредположений могу накидать пачку…

– Не надо, – жёстко перебил Гена. – Я и саммогу… – И добавил негромко, проникновенно – Лёша, мне необходимо знать, начто он набрёл в тайге. Точнее – где то место.

– Ага, ага, понятно, – закивал Карташ. –Дошло. Значит, я вызываю дух невинно убиенного Егорки и воспрошаю у него: где,дескать, то место, которое ты, ещё будучи среди нас, нашёл для нашей доблестноймилиции? Ответствуй, дух, повелеваю!.. Ежели ответит – я возвращаюсь в Москву.Правильно?

Опер разлил ещё по одной («последняя», – твёрдо решилпро себя Алексей), промялся и сказал:

– Я не влюблённая восьмиклассница, а ты не герой моегоромана, так что мои слова воспринимай как констатацию факта, а не как лесть,договорились?.. Короче, у Топтунова я прошерстил данные на всех здешнихвэвэшников. И выбрал тебя. Ты не пролетарий, каких большинство и которые тольководку пить и умеют, и не интеллигент, который умеет только языком болтать. Тызнаешь людей в Парме. Ты знаешь людей с зоны. И те, и те к тебе, в общем-то,лояльны…

– Я тебя тоже люблю, дорогая, – буркнул Алексей,но Гена пропустил сию плоскую шутку мимо ушей:

– В Парме есть человек – или люди – от туда изпитомника. Они-то и убрали Дорофеева. И я должен выйти на них. Но я тут человекчужой, мне не доверяют – в отличие от тебя…

– Вербуешь, да? – Алексей протянул стопку, чтобычокнуться с опером – впервые за всё время сих весёлых посиделок.

– Вербую, – просто согласился Гена,чокаясь. – Но, заметь, не в стукачи, не в «барабаны». Тут всё оченьпросто: помогаешь следствию найти убийцу – возвращаешься в Москву… Ну, запобеду.

– За нашу победу, – закончил цитату Алексей.

Опер улыбнулся чуть шире: оценил.

Выпили.

С полминуты Карташ боролся сам с собой: одна половинка его Ятребовала немедля выложить всё суперменистому Гене – раз за колючкой скрываетсяпримитивный питомник, то искать выгоды в том направлении смысла нету, покрайней мере ему, Алексею Карташу. Зато, помогая следствию, он и в самом делесумеет одним махом прыгнуть в дамки. Гене – звёздочку на погон, генералам –благодарность из Москвы, бедному опальному старлею – возвращение в столицу…