Она не стала больше нигде задерживаться, потому что дел ейТверитинов надавал столько, что словами не описать. А ведь еще нужно выкроитьвремя для того, чтобы провести рекогносцировку. Завтра — четверг. В пять часовОН проследует с «дипломатом» в кафельную комнату.

Сабина вошла в приемную, где вче??а так долго маялсяСаблуков, усмехнулась и поставила стул, на котором он сидел, в угол. После чегоначала обживать стол и разбираться с оргтехникой и телефонами.

Странно, что ей не икалось, потому что Тверитинов думал оСабине все утро. Несколько раз порывался позвонить, но не нашел достойногоповода и отказался от своей мысли. Тем временем на фирме кое-что по вине Сабиныпроизошло, и узнал он об этом совершенно случайно, когда связывался с завхозомПопковым, чтобы обсудить хозяйственные вопросы.

— Как дела? — задал он дежурный вопрос, едва РоманВалерьянович поднял трубку.

— Лампу на втором этаже разбили, — сокрушенноответил тот. — В коридоре, перед вашей приемной. Ужас как жалко.

— Да уж, — бросил тот и машинально спросил:

— Уборщики постарались?

— Нет, референт ваш, Горьков. Как махнул ручищей, такнапрочь ее и снес. — В голосе Попкова слышалось явное неодобрение.

— Во дает, — рассердился Тверитинов. — Ему впостели лежать надо, а он руками размахивает. Надеюсь, с ним все в порядке? Онне порезался?

— Нет, не порезался, — радостно ответилзавхоз. — Ребро сломал.

— Ребро?! Что-то я не понял… Он махнул рукой и сломалребро?

— Ну да. Он же лампу почему снес? Потому что подрался!

— Подрался? С кем? — Тверитинов швырнул на столручку, которую все это время вертел в руках.

— С Борькой Чагиным.

— С Чагиным? — опять переспросил босс.

Что-то невероятное. Вадик Горьков, безвредный, как ленивец,спокойный и, в общем-то, довольно благодушный молодой человек, подрался сбригадиром, которого Тверитинов про себя иначе, как мордоворотом не называл. Итут в его сознании зародилось некое подозрение.

— А почему они подрались именно перед моейприемной? — вкрадчиво поинтересовался он.

— Что мне будет, если я скажу? — Завхоз напоминалклассного ябеду.

— Роман, прекрати валять дурака.

— Ну, как — почему подрались, босс? Из-за помощницывашей, Сабины.

— Так я и знал, — пробормотал тот обреченнымтоном.

— Чагин к ней клинья подбивал, а Горьков вывел его,значит, в коридор и что-то такое высказал. Тот на дыбы да ему по роже. Вот онилампу и разбили.

Тверитинов пообещал себе, что обязательно поощрит Вадика идаже заедет к нему с цветами и конфетами, если сломанное ребро приковало того кбольничной койке. Выходит, мордоворот клеился к Сабине. Подбивал клинья. Вотскотина.

— А Чагину случайно мой референт ничего неповредил? — с затаенной надеждой спросил он.

— Нет, ничего, — откликнулся завхоз. Помолчал идобавил:

— Референт ничего не повредил. Ему Максим Петрович,директор наш, руку вывихнул. Да так сильно вывихнул, верите ли? Врачиприезжали, укол делали.

— А при чем здесь Максим Петрович? — напрягсяТверитинов. — Он-то как оказался возле приемной?

— Когда драка началась, его Безъязыков позвал. Он послевчерашнего возгорания к начальству подлизывается. Не хочет, чтобы его за пиво кадминистративной ответственности привлекли. Бежит впереди, ведет директора, значит,к месту происшествия и объясняет: правильно, дескать, референт за Сабинузаступился. Потому как если бы вы на месте были, собственноручно бы Чагинуголову оторвали. Так как имеете интерес.

— Я?!

Тверитинов был так потрясен заявлением завхоза, что едва несвалился со стула, на котором сидел.

Роман Попков понизил голос и шепотом сообщил:

— Безъязыкое вчера у вас дома был и вроде как засталвас с помощницей в интимной обстановке. Это не я говорю, это он сказал!

— Он так сказал?!

— А Чагин поддакнул. Я, говорит, потому и позволил себеруки распустить, что знал от Безъязыкова, будто дама, так сказать, веселогонрава.

— Я верно тебя понял? — Голос Тверитинова сталтвердым и зашелестел, как конек, разрезающий лед:

— На рабочем месте в рабочую смену бригадир Чагинприставал к моей личной помощнице? Потому, что до него дошли слухи, будто онане против пофлиртовать с мужчинами, в частности со мной?

— Как вы все это складно изложили! — восхитилсязавхоз. — Но Максим Петрович с ним разобрался. Руку ему вывихнул и глазподбил. Было весело, — закончил он. — Чагину многие хотели глазподбить, а тут такой случай представился.

Завершив разговор, Тверитинов немедленно сорвался с места,отменив две важные встречи. На Большой Никитской он попал в кошмарную пробку:гаишники решили разгрузить центр города и вышли на улицы регулировать движение.Их благие намерения, как обычно, погрузили город в коллапс.

Тверитинов откинулся на спинку сиденья и принялся ругатьсебя на чем свет стоит. У него просто каска съехала. Позавчера он впервые вжизни увидел эту девицу и уже готов копья ломать ради нее. И зачем он сейчасмчится на фирму? Да только затем, чтобы застать ее в объятиях собственногокузена! Захотел все увидеть своими глазами. Ведь Макс дрался за нее, и она несможет остаться равнодушной к его подвигу.

Как выяснилось некоторое время спустя, Сабина и понятия неимела, какие баталии происходили за дверью, ведущей в коридор. Ей было не дотого. Некоторое время назад она взялась за доклад, который нужен Тверитинову кзавтрашнему утру. С ним он должен выступить на технологическом семинаре. Докладследовало подредактировать, убрать опечатки, сверстать, распечатать ипереплести, для того чтобы он выглядел представительно. Опечатки Сабина,разумеется, исправила, но что касается содержания, тут она почти ничего непоняла. Речь шла о создании целлюлозно-бумажного предприятия с полностьюзакрытым циклом. О передовых технологиях бумажного производства и использованиикомпьютерных систем. О взаимодействии целлюлозно-бумажной промышленности, ведущихмировых разработчиков и исследовательских организаций, поставщиковоборудования, о химикатах и инженерных ноу-хау.

Гораздо больше ей понравился текст статьи, которуюТверитинов подготовил для юношеского журнала. Статья оказалась интересной,особенно для человека, который не особенно разбирался в предмете.

«Покупая в магазине книгу или тетрадь, мы даже незадумываемся о том, как появилась на свет эта вещь. Бумага кажется нам простойи обыкновенной — привычной. Тем временем производить ее очень непросто. Не всестраны мира берутся за это ответственное дело. И не потому, что у них нет лесови не хватает сырья. Все упирается в бумагоделательное оборудование. Оно дорогостоит, оно громоздкое и практически не поддается модернизации. Из-за этогоновые идеи технологов и других профильных специалистов очень труднореализуются».