В идеологическом плане этот прием оказался исключительноэффективен – ведь советские люди так и не успели понять, что под разговоры об«улучшениях» и «перестройке» выполнялся проект изменения общественного строя иразрушения страны. Меняли отношения собственности, а значит, всю системураспределения общественного богатства, а говорили о том, что приватизация –всего лишь средство повысить эффективность производства. Вводят частнуюсобственность на землю, меняя весь образ жизни и культуру народа, а говорят облагах получения кредита под залог. Как ни прискорбно, но тех, кто ход событийоценил верно, было очень и очень мало.

На личной судьбе «шестидесятников» этот изъян методологииникак не сказался – практически все они хорошо устроены при новом режиме, илишь единицы признают, что они фатально и трагически ошиблись (их выставляютчудаками). Но эта нечувствительность к фундаментальным вопросам, нежеланиеразличать категории выбора и решения унаследованы массовым сознанием, в томчисле у нынешней молодежи. Это резко затрудняет возможность выработки разумногопроекта выхода из кризиса.

Ведь каждый человек обязан разобраться в своих собственныхидеалах и интересах, и фундаментальные проблемы бытия он обязан и можетосвоить, не имея специального знания. Из своих идеалов и интересов можновывести весьма четкую позицию – ведь в большинстве случаев речь идет не отехнических решениях, а о выборе. А тут как раз нужны не знания ученого, аинтегральное мышление «кухарки». Главная диверсия «шестидесятниками» быласовершена не в сфере знания, а в методологии понимания людьми самых простых ифундаментальных для их жизни вещей. Поразительно, например, как легко сейчасуводят людей от причин вымерзания Приморья и от размышлений об абсолютноочевидной общей тенденции. Никто даже не замечает, что Приморье вымерзает припарализованном производстве, на которое в норме уходит две третиэнергоресурсов. О каком же экономическом росте вообще может идти речь? Ужтут-то люди могли бы сделать ряд категорических утверждений просто на уровнездравого смысла – но этого нет. Ищут виноватого – Наздратенко, Чубайса,Черепкова…

За последние десять лет мы наблюдали большую культурнуюаномалию: готовится фундаментальное изменение всего социального порядка,которое обязательно затронет благополучие каждого человека, но люди не видятэтого и не подсчитывают в уме баланс возможных личных выгод и потерь от этогоизменения. Вот опрос ВЦИОМ, выясняющий отношение людей к ваучерной приватизации1992-1993 гг. Да, отношение скептическое, подавляющее большинство в нее неверило с самого начала и тем более после проведения. Но при опросе 64%опрошенных ответили: «Эта мера ничего не изменит в положении людей». Это –поразительное, необъяснимое отсутствие дара предвидения. Как может приватизациявсей государственной собственности и прежде всего практически всех рабочих местничего не изменить в положении людей! Как может ничего не изменить в положениилюдей массовая безработица, которую те же опрошенные предвидели как следствиеприватизации!

И это состояние устойчиво, его специально поддерживают спомощью СМИ. Сейчас через Думу провели, для привыкания, Земельный Кодекс в егосмягченном виде – изъяв из него вопрос о купле-продаже сельскохозяйственныхугодий. Речь в нем идет о земле в городах. Но, казалось бы, это должно былозаставить задуматься горожанина – как отзовется на нем лично превращение втовар городской земли? Одно дело – земля есть общенародная собственность,переданная в распоряжение государству, а ты лично – ее частичный собственник.Другое дело – она будет продаваться тем, у кого больше денег. Разница в твоемположении огромная. Нет, никто об этом не думает, даже не может сформулироватьпроблему. Никто не представляет себе, как это повлияет, например, на ценужилплощади, на облик города, на судьбу зеленых насаждений, которые окружают егодом. Люди даже не понимают, почему это на Западе дома строят впритык, безвсякого зазора между ними – а у нас между корпусами иной раз целый лесвырастает.

Когда принимали Кодекс, я разговорился с соседом поавтостоянке около дома – наши «ракушки» стоят рядом. Ему нравится Хакамада, аза ней и Земельный Кодекс. Ну что ж, говорю я ему, скоро продадут землю подтвоей «ракушкой». Он поразился: как это возможно! Почему же невозможно, если внашем районе, как говорят, земля будет стоить 4 тыс. долларов за кв. метр?Вместо всех этих ракушек как раз под жилой дом землю продадут – разве не заэтим Кодекс проталкивали? Он перепугался и стал рассуждать. Есть, мол,генеральный план, тут дома быть не должно, это место для стоянок.

Ну, говорю, у нас теперь не плановое хозяйство, намсоветский план не указ. Но пусть хотя бы и для стоянок. Ведь земля теперь –товар. Почему же ты захапал себе 20 кв. м. под «ракушку»? Теперь муниципалитетдолжен эти метры «выбросить на рынок» – кто больше предложит, тот их и получит.А ты, пенсионер, сколько можешь предложить? Сто рублей? Вон у нас в подъездеФедька все время чертыхается – свой «джип» оставляет на улице, и всю ночь егосигнализация орет. Он сразу 5 тысяч долларов выложит за эту землю – тогда иди кХакамаде, жалуйся. Приуныл мой приятель: «Не осмелятся они так сразу». Да,сразу, может, и не осмелятся, годик подождут, но дело-то не в этом. Дело в том,что этот умный старый человек, радуясь новому Кодексу о земле, не мог связатьпростейшие вещи – свое прежнее право на эту землю и утрату этого права, когда землястанет товаром.

В нашей дискуссии в Интернете один собеседник выводит крахсоветского строя из низкой эффективности плановой экономики по сравнению срыночной. Ясно, что «экономическая эффективность» – показатель формальный иотносительный, появился он исторически очень недавно. Значит, нельзя его кластьв основу оценки всего жизнеустройства, тут надо искать показатели болеефундаментальные.

И сам же этот собеседник вдруг вскользь упомянулинтегральный «натуральный» показатель – как хозяйство защищает людей от главныхисточников страданий (угроз). Упомянул, но встроить его в шкалу приоритетов неможет – мешает инерция, заданная «шестидесятниками». Разве по этому показателюСССР был «неэффективен»? Достаточно посмотреть на «карту страхов» советскогочеловека – именно главных социальных угроз никто уже в 80-е годы не боялся. Ниголода, ни бедности, ни безработицы, ни государственного или преступногонасилия.

Профессор Мичиганского университета В.Э.Шляпентох(специалист по России и бывший советский социолог, работавший для «Правды»)пишет даже не о главных страхах: «Страх за свою жизнь влияет на многие решенияроссиян – обстоятельство, практически неизвестное в 1960-1980 годах… Судьибоятся, и не без основания, обвиняемых, налоговые инспекторы – своихподопечных, а милиционеры – преступников. Водители смертельно боятся дажеслучайно ударить другой автомобиль, ибо „жертва“ может потребовать компенсации,равной стоимости новой машины или квартиры»6.

Имея достаточную закрытость и безопасность, СССР в принципемог варьировать и темпы обновления производственных фондов, и модернизациюфинансовой сферы – все это без катастрофы. Экономический коллапс грозитобществу как раз тогда, когда во весь рост перед людьми встают приоритетныеугрозы массовых страданий.