— Хорошо, — ответила Дара. — Хотярассказывать почти нечего. Однажды утром, пять или шесть месяцев назад, дедпрямо замер на месте. Мы тогда подрезали деревья в саду, он любит делать этосам, а я помогала. Он стоял на лестнице, вытянувшись вперед, и вдруг замер,опустил ножницы и не шевелился несколько минут. Я решила было, что он простоотдыхает, и продолжала сгребать ветви граблями. А потом услышала, что онговорит — не бормочет себе под нос, а просто разговаривает с кем-то.

Сперва я подумала, что он обращается ко мне, и переспросилаего. Он просто не обратил на меня никакого внимания. Теперь, когда я знаю оКозырях, я понимаю, что он разговаривал с кем-то из родни. Должно быть, сДжулианом. Во всяком случае, он сразу же спустился с лестницы, сказал, что емупридется уехать на день-другой, и немедленно отправился к дому. С полпутивернулся и сказал, что, если сюда явятся Джулиан и Джерард, он представит менякак воспитанницу, осиротевшую дочь верного слуги. А потом сразу же уехал сдвумя лошадьми в поводу. Клинок был при нем.

Около полуночи он вернулся, а с ним и они оба. Джерард былпочти без сознания. Левая нога сломана, весь левый бок — сплошной кровоподтек.Джулиан тоже был изранен, но кости у него были целы. Они пробыли с нами большеполумесяца, и раны их исцелились очень быстро. Потом братья взяли двух лошадей,и мы распрощались. С тех пор я их не видела.

— А что сказали они о том, как получили эти раны?

— Только что это был несчастный случай. Со мной ничегоне обсуждали.

— Где? Где это случилось?

— На черной дороге. Я несколько раз слышала, как ониговорили о ней.

— А где эта черная дорога?

— Не знаю.

— Что они говорили о ней?

— Кляли на все корки. И все.

Глянув вниз, я увидел, что в бутылке еще оставалось вино. Янагнулся, разлил оставшееся по бокалам и один передал ей.

— За воссоединение, — сказал я и улыбнулся.

— За воссоединение, — поддержала она.

Мы выпили.

Дара стала убирать, я помогал ей, но чувство остройнеобходимости вновь вернулось ко мне.

— Сколько мне ждать, прежде чем попробовать связаться стобой? — спросила она.

— Три месяца. Дай мне три месяца.

— И где ты будешь тогда?

— Надеюсь, в Амбере.

— А долго ты пробудешь у нас?

— Не очень. Прямо сейчас я должен кое-куда отлучиться.Завтра вернусь, но это всего на несколько дней.

— Я бы хотела, чтобы ты задержался подольше.

— Если бы я мог! Теперь, после нашей встречи, мне тожехотелось бы этого.

Она покраснела и с деланным усердием принялась упаковыватькорзинку. Я собрал фехтовальные принадлежности.

— Ты сейчас домой? — спросила Дара.

— В конюшню. Я уезжаю немедленно.

Она подобрала корзинку.

— Значит, едем вместе. Моя лошадь по дороге.

Я кивнул и ступил следом за ней на тропинку, уводившуюнаправо.

— Полагаю, — спросила она, — мне не следуетговорить о нашем знакомстве никому, деду в особенности?

— Так будет благоразумнее.

Плеск и бормотание ручья, бегущего к реке, что неторопливокатила свои воды к морю, становились все тише и тише, пока не исчезли совсем, итолько какое-то время еще доносился скрип колеса, надетого на вал ирассекавшего воду.

Движение без остановки в основном более важно, чем скорость.Пока есть постоянная смена мысленных декораций для зацепки ментальных крючков,есть и пространство для физического движения. С пониманием принципа, быстротаперемещения становится вопросом осторожности.

Я двигался медленно и настойчиво, осторожности для. Незачембыло утомлять Звезду. Быстрые перемещения достаточно тяжелы и для человека, аживотные не привыкли обманывать себя подобно людям и иногда доходят просто добешенства.

По небольшому деревянному мосту я пересек речушку инекоторое время ехал вдоль нее. Я хотел обогнуть город по окраине и следоватьпо течению до побережья. Был полдень. Я ехал в прохладной тени, на поясе у менявисел Грейсвандир.

Углубившись на запад, я вскоре добрался до высоких холмов инаконец достиг места, откуда с высоты открывался прекрасный вид на самоебольшое поселение в этом районе. Город был похож на мой Авалон. Он носил то жеимя, в нем жили и работали тысячи людей. Серебряных башен здесь было поменьше,да и речушка пересекала город под несколько иным углом. К югу она расширяласьили ее расширили раз в восемь. Над кузнями и тавернами клубились дымки, легкийветерок сносил их к северу; люди на конях, пешком, на повозках и в экипажахдвигались по узким улочкам, входили в лавки, гостиницы, жилые дома и выходилииз них; стаи птиц кружились, взмывали и приникали к земле возле привязанныхлошадей; вяло шевелились несколько ярких вымпелов и флагов, вода поблескиваласквозь марево. Я был слишком далеко, чтобы различать голоса, стук, бряцание,грохот, скрип и прочие звуки по отдельности: все сливалось для меня вмонотонный шум. Не ощущал я и каких-то особенных запахов, но даже если быоставался слепым, я узнал бы о близости этого города, только потянув воздух.

Этот вид с высоты пробудил во мне некоторую ностальгию,грустные обрывки воспоминаний да слабую скорбь о городе, который был ему тезкойв исчезнувшей давным-давно Тени… Жизнь тогда была проще, да и я был счастливее,чем ныне.

Но невозможно прожить столь долгую жизнь, как моя, сохранивхоть каплю наивности; обычно среди нас сентиментальность не приветствуется.

Былые дни миновали, моего город давно не было, и все моимысли поглощал Амбер. Я повернул к югу, исполнившись желания одержать победу.Амбера мне не забыть…

Солнце. Ослепительный палящий диск солнца вспыхнул надголовой, взвизгнул ветер… От горизонта до горизонта протянулась пустыня. Холмыстали каменистыми. Я спускался по склону, скалы вокруг удивляли формой ицветом. Разразилась пыльная буря. Едва я выехал из предгорий, как пришлось сощуритьсяи поплотнее закутать лицо. Чалая моя то и дело чихал, ржала коротко, но топалавперед. Песок, ветер, камень, оранжевое небо, синевато-серые облака нагоризонте, к которым клонилось солнце…

И сразу — длинные тени, затихающий ветер и тишина. Лишь копытастучат по камням да еще слышится дыхание… Мгла и тучи мчатся навстречу, солнцетонет за их пеленою…