— Да, — согласился он. — И не однажды.

— Тогда терпи, как подобает воину, и избавь меня отнеобходимости выказывать свое сочувствие.

— Но я победил!

— Боже! Где лежат трупы?

— Что ты, соперники были не настолько плохи. Во всемвиновата эта девчонка.

— Тогда ты получил, что хотел, за свои деньги.

— Речь совсем не о том. Похоже, я подвел нас обоих.

— Нас? Как?

— Я не знал, что она-то и есть хозяйка дома. Я явился ввеселом расположении духа и подумал, что она из служанок…

— Дара? — спросил я, внутренне напрягаясь.

— Да, она самая, я шлепнул ее по корме и решил сорватьпоцелуй-другой. — Он застонал. — Тогда она подняла меня вверх,подняла как щепку над головой и объяснила мне, что она здесь хозяйка. А потомотпустила руки. Во мне сто четырнадцать кило, а до земли было далеко… — Онпригубил еще раз, я усмехнулся. — И она тоже смеялась, — жалобнопродолжил Ганелон, — а потом милостиво помогла мне встать. Я, конечно же,извинился… Этот твой брат, должно быть, богатырь! Такой девушки я никогда невстречал. Что она может сотворить с мужчиной!.. — В голосе его слышалосьблагоговейное удивление. Он медленно качнул головой и вылил в глоткуостальное. — Мне было страшно… ну, по крайней мере, неудобно…

— Она приняла твои извинения?

— О да! Весьма благосклонно. Велела мне забыть обо всеми обещала, что тоже забудет.

— Тогда отчего ты не лечишь горе сном?

— Я поджидал тебя, решил не спать, когда бы ты ниявился. Нам надо переговорить.

— Ну, в чем дело?

Он медленно встал и взял свой бокал.

— Давай-ка выйдем отсюда.

— Хорошо.

Ганелон подхватил на ходу бутылку бренди — правильная мысль— и мы направились по тропинке за дом. Наконец он грузно плюхнулся на старуюкаменную скамью у ствола большого дуба. Потом наполнил наши бокалы и пригубилпервым.

— О! И в напитках твой брат знает толк!

Я сел рядом с ним и набил трубку.

— Когда я принес извинения и назвался, мы немногопоговорили, — сказал он. — Едва она поняла, что я приехал с тобой,сразу же захотела узнать все об Амбере и Тени, и о тебе, и о других членахсемьи.

— Ты ей рассказал что-нибудь?

Я раскурил трубку.

— Не мог, даже если бы захотел, — пожал плечамиГанелон. — Мне нечего было ответить.

— Молодец.

— Но меня это заставило задуматься. Похоже, Бенедикт неговорит ей о многом, и я понимаю почему. Я поостерегся бы много разговаривать вее обществе, Корвин. Уж слишком она любопытна.

Пыхнув трубкой, я кивнул.

— Тому есть причина, и очень веская. Впрочем, мнеприятно знать, что ты не теряешь головы, когда пьешь. Спасибо, что рассказал.

Он пожал плечами и приложился к бутылке.

— Хорошая трепка отрезвляет. К тому же твое благо — моеблаго.

— Верно. Нравится тебе этот вариант Авалона?

— Вариант?! Это же и есть мой Авалон! Другое поколение,но страна совсем не изменилась. Сегодня я забрел на Терновое поле — тамкогда-то я победил Джека Хейли и обратил себе на службу всю его банду.

— Терновое поле… — произнес я, припоминая.

— Да, это мой Авалон, — продолжал он, — и явернусь сюда доживать свои дни, если мы не падем перед Амбером.

— И ты все еще хочешь идти со мной?

— Всю свою жизнь я мечтал попасть в Амбер… Ну, с техпор, как услышал о нем впервые от тебя, в гораздо более счастливые времена.

— Я и в самом деле не помню, что говорил тогда. Должнобыть, получился недурной рассказец.

— В ту ночь мы были потрясающе пьяны, и ты говорилнедолго, порой с надрывом, — о могучей горе Колвир, о зеленых и золотыхшпилях на башнях, о гульбищах, навесах, террасах, цветах, фонтанах… Этотразговор мне казался коротким, но длился он целую ночь… Когда мы доковыляли кпостелям, занялся рассвет. Боже! Я, кажется, мог бы по памяти нарисовать карту!Перед смертью я должен увидеть Амбер.

— Той ночи я не помню, — медленно проговориля. — Должно быть, я тогда и в самом деле изрядно набрался.

Ганелон усмехнулся.

— Бывали у нас когда-то веселые денечки, — сказалон. — И нас обоих еще здесь не позабыли. Только мы для них — давнеепрошлое, и все эти их россказни о нас так перевраны!.. К чертям! Разве хотького-то в этом мире обошли небылицы? — Я молча курил и думал. — И всеэто заставляет меня задать пару вопросов, — добавил он.

— Выкладывай.

— Твое нападение на Амбер вконец рассорит тебя сБенедиктом?

— Я и сам хотел бы знать это. Наверно, да, по крайнеймере этого стоит ожидать. А потому все должно закончиться прежде, чем он успеетотсюда добраться до Амбера по сигналу тревоги. То бишь добраться сподкреплениями, сам-то он может попасть в Амбер мгновенно, если кто-нибудьоттуда поможет. Но толку от этого будет мало. Нет, он не станет разрывать Амберна части, он будет с тем, кто сохранит в целостности всю страну — в этом яуверен. Если я свалю Эрика, Бенедикт захочет, чтобы борьба немедленнопрекратилась, и примирится с тем, что трон достался мне. Просто чтобы положитьконец усобице. Но поначалу мои действия он не одобрит.

— Вот и я о том же. А из-за всего происходящего междувами не прольется кровь?

— Едва ли, это просто политика. Мы с ним знаем другдруга целую жизнь и всегда лучше ладили между собой, чем с Эриком.

— Понятно. Раз мы сейчас вместе и Авалон теперь в рукахБенедикта, я подумал: а как он отнесется к моему возвращению сюда когда-нибудьпотом?.. Не возненавидит ли меня за помощь тебе?

— В этом я очень сомневаюсь. Он раньше не был мелочным.

— Тогда сделаем еще шаг. Господу ведомо, что я опытныйвоин, и если мы сумеем захватить Амбер, это будет неплохим доказательством. Разтеперь он безрукий, как ты думаешь, не захочет ли Бенедикт взять менякомандиром своего ополчения? Местность я знаю прекрасно. Могу отвести его наТерновое поле и описать подробности битвы. Клянусь пеклом! Я могу недурнопослужить ему, не хуже, чем тебе. — И он расхохотался. — Прости.Лучше, чем тебе.

Я усмехнулся и приложился к бокалу.