Бенедикт мог подыскать какое-нибудь моральное оправдание ивсе-таки выдать меня. Он понимал, что бы я ни замышлял — а что я что-тозамышляю, он точно знал, — результатом этого будет усобица в Амбере. И японимал его, даже сочувствовал его убеждениям. Он был всецело поглощенсохранением царства. Он не Джулиан, он человек принципа, ссориться с ним нехотелось. Надежда была на короткий и безболезненный переворот, все равно каквырвать зуб под наркозом, а потом оба мы, естественно, вновь окажемся на однойстороне. После встречи с Дарой такой вариант казался еще лучше и для еебезопасности.

Бенедикт рассказал мне слишком мало, чтобы я мог оставатьсяспокойным. Я даже не мог проверить, действительно ли он пробыл в лагере всю этунеделю или на самом деле совместно с Амбером подстраивал мне ловушку, готовилмою погибель. Следовало торопиться, хотя и хотелось мне побыть еще в Авалоне.

Я завидовал Ганелону — в кабаке он или в борделе, на охоте,за кружкой, со шлюхой или занят мордобоем. Он-то здесь дома. А не оставить лиего за этими занятиями, хоть он и собирался биться вместе со мною за Амбер?..Впрочем, нет. Если я исчезну, им займутся… Допросят — с пристрастием, если этимзаймется Джулиан, а потом в лучшем случае просто изгонят, и будет онотверженным в родной земле. Кроме как снова в разбойники, податься ему будетнекуда, а в третий раз судьба не будет благосклонна к нему. Да, придетсявыполнять обещание. Ганелон отправится со мной, если еще не передумал. Если жеон изменил свои намерения, пусть… Я даже позавидовал ему: стать разбойником вАвалоне…

И мне бы хотелось задержаться здесь подольше, съездить сДарой в горы, побродить по полям и лесам, поплавать по рекам. Я подумал одевушке. Теперь я знал о ее существовании. Как-то это влияло на нынешнююпартию, но как именно, я точно не знал. Все-таки, несмотря на все наши свары икозни, мы, амбериты, очень тесная семейка — всегда с нетерпением ждем вестейдруг о друге, следим за положением всех остальных в вечно меняющемся раскладе.Желание выслушать новые сплетни, вне сомнения, остановило в нашей семье не одинсмертельный удар. Иногда наша семейка представляется мне компанией подлыхстарух, занятой чем-то средним между отдыхом и скачкой с препятствиями.

Я не мог понять, как Дара во все это укладывается, потомучто она и сама не знала, в какой расклад желает войти. О, она всему научится.Как только станет известно о ее существовании, сразу найдутся превосходныеучителя. Теперь, когда она услышала от меня о собственной уникальности, ееучастие в игре — лишь вопрос времени. Там, в роще, я чувствовал себямгновениями просто змием, но, клянусь пеклом, Дара имела право знать все. Она итак все узнает, и чем раньше, тем быстрее научится обороняться. Так будет лучшедля ее же собственного блага.

Конечно, вполне возможно, даже наверное, ее бабка и матьпрожили свою жизнь, не подозревая о своем происхождении. И куда оно завело их?Дара говорила, что умерли обе насильственной смертью.

Возможно ли, подумал я, чтобы длинная рука Амбера достала ихдаже в Тени? И если так, не ударит ли она снова?

Бенедикт мог быть столь же крут, настырен и подл, как илюбой из нас, когда хотел того. Даже круче. Чтобы защитить свое достояние, онбудет драться. И без тени сомнений убьет кого угодно, если сочтет этонеобходимым. Он решил, что безопаснее всего держать существование Дары всекрете, а ее саму — в невежестве. И рассердится, когда узнает, что я сделал —вот еще одна причина убираться немедленно. Но я рассказал ей все это вовсе неназло братцу. Я хочу, чтобы она уцелела, а он, по-моему, подходит к вопросу нес той стороны. Когда я вернусь, она многое обдумает и наверняка задаст массувопросов, а уж я использую возможность в процессе предупредить ее и объяснить,что сумею.

Я заскрипел зубами.

Все это не потребуется. Когда я воссяду на трон Амбера, всебудет иначе. Должно быть.

Но почему никто до сих пор не нашел способа изменить самусуть человека? Мне стерли память, отправили меня жить в неизвестном и новом дляменя мире… и что? — остался тот же старый Корвин. Такая мысль могла быпривести меня в отчаяние. Если бы я не был доволен собой.

В тихой заводи у реки я смыл пыль и пот, размышляя о чернойдороге, на которой так пострадали мои братья. Нужно было разузнать еще многое.

Я купался, но Грейсвандир был все время неподалеку. Каждыйиз нас может увязаться по свежему следу, оставленному родственником в Тени. Нокак бы то ни было, омовению моему никто не помешал. На обратном пути, правда,мне трижды пришлось воспользоваться Грейсвандиром — для защиты от существ менеемирских, чем мои братья.

Однако этого следовало ожидать, поскольку я весьма спешил.

Рассвет уже приближался, хотя было еще темно, когда я ввелконя в конюшню своего брата. Я почистил Звезду, чалая дико косилась на меня.Поговорил с ней, приласкал, а потом дал корм и воду. Огнедышащий ДраконГанелона приветствовал меня из соседнего стойла. Я расчистил место междунасосом и задней стенкой конюшни и все думал, где бы мне улечься на ночлег.

Нужно было отдохнуть. Хватило бы нескольких часов, но подкрышей Бенедикта я спать не решался. Я, конечно, говорил, что собираюсь умеретьв постели… но если точнее, я хочу, чтобы на эту постель наступил слон, когдаглубокий старик я занимаюсь любовью.

Впрочем, к выпивке за счет Бенедикта у меня отвращения небыло, и душа просила чего-нибудь покрепче. В доме было темно, я вошел и наощупь добрался до буфета.

Налил себе бренди, пропустил, налил снова и подошел состаканом к окну. Видно мне было далеко. Дом стоял на склоне холма. Бенедиктвыбрал хорошее место.

— «Лентою белой дорога легла, белеет луна над ней»,[5] — процитировал я, удивляясь звукам собственного голоса, а луназастыла в вышине…

— Так. Так. Именно так, друг Корвин, — донеслисьдо меня слова Ганелона.

— Я не заметил, что ты здесь, — промолвил я, необорачиваясь.

— Это потому, что я сидел тихо как мышь, —объяснил он.

— О! — отозвался я. — И насколько же ты пьян?

— Ни насколько, по крайней мере сейчас. Но если тыбудешь хорошим другом и поднесешь мне стаканчик…

Я повернулся.

— А сам не можешь?

— Больно шевельнуться.

— Хорошо.

Я отправился к буфету, налил стакан и поднес ему. Онблагодарно кивнул, медленно поднял ее и пригубил.

— Ах, как хорошо! — вздохнул Ганелон. —Может, это утешит меня.

— Ты дрался, — решил я.