Она шуровала на полочке с лекарствами, искала пластырь, бинти антисептик. Кровью он не истечет, но забинтовать на самом деле стоит.

– Это несчастный случай.

– На производстве? – уточнила Дунька. – Ты по ночамподрабатываешь киллером и тебя зацепила шальная пуля?!

Он посмотрел на нее.

Ух, как она ему надоела! Чего бы только ни дал, чтобы онапровалилась куда-нибудь со своими холодными неласковыми руками, язвительнымизамечаниями и громким голосом. Кроме того, ему все время казалось, что онавидит его насквозь, а в его положении это было совершенно излишним.

Зачем он женился?! Ну, зачем, зачем?! Мать всегда говорила,что Дунька ему «не пара», и лучше бы молчала, старая карга! Может, он и женилсятолько затем, чтобы матери насолить, а теперь она ни при чем, а ему – одни страдания!

Вадим не любил страданий.

Дунька стерла кровь и приложила к ране что-то медицинское.Оно было невыносимо холодным и еще дьявольски щипалось. Вадим вытаращил глаза изадышал открытым ртом.

– Дрянь! Что ты там делаешь?!

– Я тебя лечу, – невозмутимо ответила Дунька, привыкшая кмужниным выходкам. – Терпи.

– Я не могу, – крикнул он и вцепился в ее руку, но нетолкнул, не отшвырнул, и Дунька подумала со вздохом: опять игра. Все времяигра.

На этот раз игра в раненого бойца.

У «бойца» никаких существенных повреждений не обнаружилось,Дунька установила это, осмотрев промытую рану. У нее не было даже краев, насамом деле просто глубокая царапина.

– Тебе нужно изменить образ жизни, – посоветовала Дунька,заклеивая царапину пластырем. – Этот тебе не годится. Или любимая тебязаставляет на дуэлях драться?

– Замолчи, – приказал Вадим. – Это совсем не твое дело. Чтоты понимаешь!..

– Ничего, конечно, – согласилась Дунька. После того, как мужобъявил ей, что «полюбил», но обстоятельства складываются таким образом, чтосоединиться с любимой он никак не может, поэтому останется Дунькиным мужем, алюбить станет любимую, Дунька окончательно убедилась, что она ничего непонимает. Решительно ничего.

– Я художник, – объяснил он тогда. В глазах у него былипросветленная печаль и полное оправдание себя. – Я должен… влюбляться, гореть.Летать. Что ты понимаешь в этом!

Дунька сразу согласилась, что ничего. Она бы ушла, конечно,но квартира!.. Квартира, купленная совместными усилиями, только чтоотремонтированная в полном соответствии с Дунькиными вкусами! Ее пришлось быделить, и продавать, и искать другую, и начинать все сначала.

Они неплохие люди, только квартирный вопрос их испортил.

Ей некуда податься и стыдно родителей. Отец тоже говорил,что она «не пара», и орал, и запрещал, и ногами топал, но Дунька все-таки вышлазамуж, потому что все и всегда знала лучше всех.

Она игрок, а игроки иногда проигрывают, не все же имвыигрывать!

Вот она и проиграла, но ни за что не призналась бы в этом никому,кроме Лизы. Как всякий игрок, она оценила измененные правила и решила, что,пожалуй, сможет играть и по этим.

Играть можно по любым правилам. Самое главное – их знать.

Вадим называл это «цивилизованными отношениями» – онприходил, когда вздумается, уходил неизвестно куда, возвращался, бывал тонежен, то капризен и взбалмошен, то рассказывал о том, что «в новой семье» унего все будет по-новому, то уверял Дуньку, что она «единственная женщина,которую он способен выносить рядом с собой».

Поначалу Дунька, совершенно незнакомая с подобным образомжизни, плакала и отчаивалась, а потом перестала.

Цивилизованные так цивилизованные. Самое главное, что у нееесть квартира, ее драгоценная, обожаемая квартира, то ли крепость, то лигнездышко, а на остальное наплевать. Муж ей почти не мешал, а потерю онапереживет.

Уже почти пережила.

Было бы намного лучше, если бы тогда, вначале, она поменьшеего любила, а она любила сильно.

Дунька наклеила последнюю полоску пластыря, отнесла вкорзину испорченный свитер, а мужу принесла другой. Она уже почти опаздывала ивсе время посматривала на часы.

– Я думаю, что тебе лучше лечь, – сказала она, обуваясь. – Яразобрала тебе постель.

– Я хочу есть, – отозвался он слабым голосом.

– В холодильнике йогурты и сыр.

– Мать не звонила?

– Вчера.

– Что ты ей сказала?

– Как обычно, – ответила Дунька, застегивая шубу. – Что ты улюбимой и чтобы она звонила тебе на мобильный.

Вадим жалобно выругался себе под нос. Мать тоже подвела его.Подвела в самый последний момент, а он так на нее надеялся!

Если бы отец был жив, он бы его понял – в конце концов, сынпошел именно в него, творческая, одаренная, незаурядная личность, – иостальным, ползающим по земле, не объяснить, что чувствует тот, кто летает!

– Если будешь уходить, – громко сказала из коридора жена, –поставь квартиру на охрану.

– Ты что? Дура? – обиженно крикнул он. – Я ранен, болен,куда я пойду?!

– Не знаю, – хладнокровно ответила Дунька, заглядывая вкухню. Где-то здесь она оставила сумочку. – Куда хочешь. Пока.

Вадим ничего не ответил, лишь поднялся с высокой табуретки,покачнулся так, чтобы она видела, и схватился рукой за стойку.

– Смотри не упади, – предупредила жена довольно равнодушно искрылась. Он подождал, пока за ней закроется дверь.

Металлический лязг, чуть-чуть смягченный обшивкой, поворотключа. Он еще постоял, прислушиваясь.

Грохота лифта из-за тяжелых дверей слышно не было, и Вадим,бросившись в коридор, приник ухом к двери и некоторое время стоял так, а потомперебежал к окну.

Она выскочила из подъезда – в развевающейся шубе, с сумкойна отлете, и, семеня на высоких каблуках, побежала к своей машине.

Вадим смотрел из-за шторы, даже дыхание затаил, хотя егодыхания она никак не могла услышать.

Машина ожила, мигнула фарами, «дворники» обрушили со стеклапласт утреннего снега. Ева со щеточкой в руках несколько раз обежала вокруг –вот-вот упадет на льду! Но нет, не упала, удержалась, села в кабину, захлопнулаза собой дверь и неторопливо двинулась с места.

Вот бабы, а? В воде не тонут, в огне не горят и на льду непадают. Как просто и прекрасно стало бы жить, если бы мир был устроенпо-другому, без баб!..

Вадим еще некоторое время постоял в тишине и безопасностисобственной квартиры, потом вернулся на кухню, проворно затолкал себе в ротсразу несколько кусков колбасы, прожевал, бессмысленно глядя в стену, и пошел вее комнату.