Лицо Джонни передернулось.

– Она смотрела на меня, когда это случилось. Разве вы непонимаете? Вы что, такой безмозглый?

– Она собиралась в трудный путь, до Калифорнии и обратно, высами мне говорили. На какой-то симпозиум. Что-то очень волнующее, судя повашему рассказу. Так? Так. Почти наверняка это случилось бы там. Ведь инсультне сваливается с ясного неба, Джонни.

Джонни застегнул джинсы и устало присел на кровать. Он былвсе еще босой.

– Да, – сказал он. – Да, может, вы и правы.

– Дошло! До него дошло! Слава богу!

– И все же я должен поехать, Сэм.

Вейзак вскинул руки.

– И что дальше? Она на попечении врачей и создателя. Таковаситуация. Вы должны понимать это лучше, чем кто-либо другой.

– Я нужен отцу, – мягко сказал Джонни. – Это я тоже понимаю.

– Как вы доберетесь? Ведь почти полночь.

– Автобусом. Или схвачу такси до «Подсвечника Питера».Автобусы ведь еще останавливаются там?

– Все это ни к чему, – сказал Сэм.

Джонни шарил под стулом в поисках ботинок и никак не мог ихнайти. Сэм вытащил ботинки из-под кровати и протянул ему.

– Я отвезу вас.

Джонни взглянул на него.

– Отвезете?

– Да, только если вы примете легкое успокоительное.

– А ваша жена… – Он смутился, сообразив, что о личной жизниВейзака ему достоверно известно только одно: его мать живет в Калифорнии.

– Я разведен, – сказал Вейзак. – Врач редко бывает дома поночам… если он не педиатр или не дерматолог. Моей жене супружеская постельказалось скорее полупустой, чем полуполной. Поэтому она заполняла ее кемпридется.

– Извините, – смутился Джонни.

– Вы тратите чересчур много времени на извинения, Джон. –Лицо у Сэма было мягким, а глаза жесткими. – Надевайте ботинки.

Из больницы в больницу, в полудреме думал Джонни, как быпаря в воздухе под действием маленькой голубой таблетки, – он принял ее перед тем,как они с Сэмом вышли из «Медикэл сентр» и уселись в «эльдорадо» выпуска 1975года. Из больницы в больницу, от человека к человеку, из одного места в другое.

Странное дело, в глубине души он наслаждался этой поездкой –впервые за пять лет он покинул больницу. Ночь была ясная, по небу световойспиралью распластался Млечный Путь; они мчались к югу через Пальмайру, Ньюпорт,Питсфилд, Бентон, Клинтон, а за ними над темными деревьями плыл месяц. С легкимшуршанием машина летела среди всеобщего безмолвия. Из четырех динамиковмагнитофона звучала тихая музыка – Гайдн.

В одну больницу попал в карете «скорой помощи» из КливсМилс, в другую еду на «кадиллаке», думал он. Но его это не тревожило. Хорошобыло просто ехать, плыть по течению и на время забыть о матери, о своих новыхспособностях, о любителях лезть в чужую душу. (Он сам напросился… только нетрогайте меня, ладно?) Вейзак молчал. Иногда он что-то мурлыкал себе под нос.

Джонни смотрел на звезды. Смотрел на шоссе, почти пустынноев этот поздний час. Оно безостановочно раскручивалось перед ними. Они миновалидорожный пост, где Вейзак получил билетик-квитанцию. И снова вперед – Гарднер,Сабаттис, Льюистон.

Почти пять лет, дольше, чем иные осужденные за убийствопроводят в тюрьме.

Он заснул.

Ему приснился сон.

– Джонни, – говорила во сне мать. – Джонни, помоги, исцелименя. – Мать была в нищенских отрепьях. Она ползла к нему по булыжной мостовой.Лицо у нее было бледное. Колени окровавлены. В редких волосах шевелились белыевши. Она протягивала к нему дрожащие руки. – Ты наделен божественной силой, –говорила она. – Это большая ответственность, Джонни. Большое доверие. Ты долженбыть достоин его.

Он взял ее руки, накрыл их своими и сказал:

– Злые духи, оставьте эту женщину.

Она встала с колен.

– Исцелилась! – закричала она голосом, исполненным какого-тостранного, зловещего торжества. – Исцелилась! Мой сын исцелил меня! Да славятсяего земные деяния!

Он попытался протестовать, сказать ей, что совсем не хочетвершить славные деяния, или вещать на нескольких языках, или предсказыватьбудущее, или находить утерянные вещи. Он пытался сказать ей все это, но язык неслушался. Затем мать оказалась позади него, она уходила по булыжной мостовой,подобострастно сгорбившись, но в то же время в ее облике было что-товызывающее; голос матери звучал подобно колоколу:

– Спасена! Спаситель! Спасена! Спаситель!

И тут, к своему ужасу, он увидел, что позади нее тысячи,может быть, даже миллионы других людей, изувеченных, искалеченных, запуганных.Там была и толстая репортерша, желавшая знать, кого демократы выдвинут впрезиденты в 1976 году; и до смерти перепуганный фермер в фартуке с фотографиейулыбающегося сына – молодого человека в форме военно-воздушных сил, пропавшегобез вести во время налета на Ханой в 1972 году; и похожая на Сару заплаканнаямолодая женщина, она протягивала ему младенца с огромной головой, на которойголубые вены сплетались в таинственные письмена, предвещавшие скорую смерть; истарик со скрюченными артритом пальцами, и многие другие. Они вытянулись намили, они терпеливо ждут, они доконают его своими пугающими немыми мольбами.

– Спасена! – доносился настойчивый голос матери. –Спаситель! Спасена! Спасена!

Он пытался объяснить им, что не способен ни исцелять, ниспасать, но едва он открыл рот, как близстоящие вцепились в него и началитрясти.

Джонни действительно трясли. Это была рука Вейзака. Машинузаполнял яркий оранжевый свет – жуткий свет, превращавший доброе лицо Сэма влицо страшилища. Я еще сплю, подумал было Джонни, но тут же увидел, что этосвет от фонаря на автомобильной стоянке. Фонари тоже поменяли, пока оннаходился в коме. Теперь вместо холодного белого света струился неестественныйоранжевый, ложившийся на кожу, как краска.

– Где мы? – спросил он хрипло.

– У больницы, – сказал Сэм. – Камберлендскойтерапевтической.

– А-а. Хорошо.

Он выпрямился, стряхивая остатки сна.

– Вы готовы?

– Да, – сказал Джонни.

Они пересекли стоянку под мягкое стрекотание сверчков. Втемноте носились светлячки. Мысли его были заняты матерью, но все же он не могне чувствовать прелести мягкого, благоухающего запаха ночи и легкого дуновенияветерка на щеке. Он наслаждался здоровым воздухом и чувствовал себя вполнеокрепшим. Но Джонни вспомнил, зачем приехал сюда, и это радостное ощущениепоказалось ему почти кощунственным – но только почти. И отделаться от него неудавалось.