– Я Сэмюэл Вейзак, врач этого молодого человека.

Атмосфера слегка разрядилась.

– Джонни, как вы себя чувствуете? – спросил Вейзак. Былранний вечер, и загоревшаяся кухня Эйлин Мэгоун промелькнула сейчас далеким инезначительным видением, лишь тенью воспоминания.

– Вполне прилично, – ответил он.

– Так что вы хотите сказать? – крикнул один из репортеров.

– Ну, – сказал Джонни, – в общем, так. Мой физиотерапевт –женщина по имени Эйлин Мэгоун. Очень милая женщина, она помогла мневосстановить силы. Видите ли, я попал в аварию… и… – Одна из телекамернадвинулась, вперившись прямо в него, и на какое-то мгновение он замялся. – Издорово ослаб. Мускулы как бы отказали. Сегодня утром мы были вфизиотерапевтическом кабинете, процедуры уже заканчивались, и тут япочувствовал, что ее дом горит. То есть, если быть более точным… – Боже, ты говоришькак кретин! – Я почувствовал, что она забыла выключить плиту и что занавески вкухне вот-вот загорятся. Тогда мы пошли и вызвали пожарную команду, вот и все.

На какое-то мгновение воцарилась тишина, пока репортерыпереваривали сказанное. Я что-то почувствовал, вот и все, – а затем вновьпосыпался град вопросов, и в шуме голосов уже ничего нельзя было разобрать.Джонни беспомощно оглянулся, он ощущал себя одиноким и очень уязвимым.

– Давайте по очереди! – закричал Вейзак. – Поднимайте руки!Вы что, в школе никогда не учились?

Поднялись руки, и Джонни указал на Дэвида Брайта.

– Можете ли вы назвать это экстрасенсорным опытом, Джонни?

– Я бы назвал это предчувствием, – ответил Джонни. – Я какраз кончил делать приседания. Мисс Мэгоун подала мне руку, чтобы помочь встать,и я уже все знал.

Он указал на следующего.

– Мел Аллен, портлендская «Санди телеграм», мистер Смит. Этобыло похоже на картинку? Мысленное изображение?

– Нет, совсем нет, – сказал Джонни, хотя уже не могвспомнить, как все было на самом деле.

– С вами такое случалось прежде, Джонни? – спросила молодаяженщина в брючном костюме.

– Да, несколько раз.

– Можете рассказать нам о других случаях?

– Нет, пожалуй, нет.

Один из телерепортеров поднял руку, и Джонни кивнул ему.

– Бывали ли у вас подобные прозрения до несчастного случая ипоследовавшей за ним комой, мистер Смит?

Джонни заколебался.

Все вокруг замерло. Телевизионные юпитеры жарко светили емув лицо, подобно тропическому солнцу.

– Нет, – сказал он.

Снова посыпался град вопросов, и Джонни беспомощно посмотрелна Вейзака.

– Хватит! Хватит! – закричал тот. Когда шум утих, онвзглянул на Джонни. – Вы устали, Джонни?

– Я отвечу еще на два вопроса, – сказал Джонни. – А затем…На самом деле… у меня был трудный день… да, мадам?

Он показал на полную женщину, которая протиснулась междудвумя молодыми репортерами.

– Мистер Смит, – спросила она громким, зычным голосом, будтоидущим из трубы, – кто будет выдвинут в президенты от демократов в будущемгоду?

– Этого я вам сказать не могу, – ответил Джонни, искреннеудивленный таким вопросом. – Откуда мне знать?

Снова поднялись руки. Джонни указал на высокого мужчину втемном костюме с лицом трезвенника. Тот сделал шаг вперед. В его облике былочто-то чопорное и змеиное.

– Мистер Смит, я Роджер Дюссо из льюистонской «Сан», и мнебы хотелось знать, представляете ли вы себе, почему именно у вас открылся такойисключительный дар… если конечно, конечно, он у вас действительно открылся.Почему у вас, мистер Смит?

Джонни откашлялся, прочищая горло.

– Если я правильно понял… вы просите, чтобы я обосновалнечто такое, чего не понимаю сам. Я не могу этого сделать.

– Не обосновать, мистер Смит. Просто объяснить.

Он думает, что я их дурачу. Или пытаюсь дурачить.

Вейзак подошел к Джонни.

– Быть может, я отвечу на ваш вопрос, – сказал он. – Или покрайней мере объясню, почему на него нельзя ответить.

– А вы что – тоже ясновидящий? – холодно спросил Дюссо.

– Да, как все неврологи. Нам без этого нельзя, – сказалВейзак. Раздался взрыв смеха, и Дюссо покраснел.

– Леди и джентльмены, представители прессы. Этот человекпровел четыре с половиной года в коматозном состоянии. Мы, изучающиечеловеческий мозг, не имеем ни малейшего представления о том, почему Джоноказался в этом состоянии или почему из него вышел, и все по одной причине: мыне понимаем сути такого явления, как не понимаем и что такое сон или простой актпробуждения. Леди и джентльмены, мы почти ничего не знаем даже о мозге лягушкиили муравья. Можете меня цитировать… видите, я ничего не боюсь… так?

Снова смех. Вейзак им нравился. Но Дюссо не смеялся.

– Вы можете также меня цитировать, когда я говорю, что этотчеловек стал обладать совершенно новой или очень старой человеческойспособностью. Почему? Если я и мои коллеги почти ничего не знаем даже о мозгемуравья, как я отвечу почему? Могу, однако, обратить ваше внимание на некоторыеинтересные моменты, которые, впрочем, необязательно должны иметь какое-тозначение. Один участок мозга у Джона Смита, правда, очень маленький, полностьюповрежден… но для мозга все участки важны. Джон называет его «мертвой зоной», атам, по всей видимости, находится ряд элементов памяти. Все уничтоженныевоспоминания, очевидно, были частью определенной «подгруппы» – туда входилиназвания улиц, проездов, дорожные знаки. Эта подгруппа составляет часть группыпонятий, определяющих расположение предметов на местности. Небольшая, но полнаяафазия, судя по всему, затронула как языковые, так и зрительные способностиДжона Смита.

В порядке компенсации другой крошечный участок его мозга,по-видимому, проснулся. Он расположен в районе темени. Это один из наиболеесложных участков «передового», или «думающего», мозга. Посылаемые имэлектрические импульсы совсем не такие, какими должны быть, правильно? И еще.Теменной участок имеет какое-то отношение к осязанию – в какой степени, сказатьтрудно – и расположен весьма близко к той части мозга, которая определяет иотождествляет различные формы и структуры. Так вот, по моим наблюдениям,«озарения» у Джона всегда вызываются предварительным контактом.

Тишина. Репортеры судорожно записывают. Телевизионныекамеры, которые было придвинулись, чтобы показать крупным планом Вейзака,сейчас отъехали, чтобы в кадр вошел и Джонни.