Он настолько внутренне сосредоточился и слился с ритмомзаклятья, что поначалу не ощутил ее присутствия. Кто-то поймал и отвел его руки— а в следующий миг он уже прижимал к себе заснеженную фигурку в сером пальто.Он не успел понять, кто это, и вскрикнул от ужаса, приняв ее за неведомоесущество, за одного из обладателей жезлов, который дерзнул подкрасться кхозяину. Впрочем, он тут же понял ошибку и закричал, не скрывая ярости: «Тыидиотка! Полная идиотка! Ты же рассыпала карты!» В сумраке он лихорадочнопересчитал оставшиеся листы. У него на руках было четыре старших масти.

Остальные рассыпались в тот момент, когда Нэнси схватила егоза руки, и теперь танцевали в снежном вихре, ломая ритм, внося в бурю хаосстихии. Он рванулся было вперед, но Нэнси обхватила его за плечи, и он непосмел освободиться. Катастрофа, двойная катастрофа! Магические инструментыпотеряны, а вихрь вырвался на волю! Он растерялся. Нэнси с полузакрытымиглазами бормотала: «Генри, не надо, пожалуйста, Генри…»

— Ты уже сделала все, что могла, — глухопроговорил он. Между ними больше не было секретов, и теперь можно былоговорить, не таясь.

— Останови бурю, — настаивала Нэнси. —Дорогой, не делай этого. Не таким способом.

— Я не могу, — сказал Генри. — У меня большенет карт. Пойдем-ка внутрь. Нельзя здесь стоять. Кто знает, что может случиться.

Он не повысил голос, она не возразила. Надеждам и чаяниямобоих пришел конец. Башня, которую воздвигал каждый из них своими стремлениями,желанный небесный Вавилон рухнул в грохоте противящихся друг другу воль иязыков, и ужасающая тишина наполнила оба сердца. Наступило время нового союза —союза отчаяния. Генри обнял Нэнси за плечи.

— Пойдем.

Первые шаги дались с трудом, но дальше было еще хуже. Штормразыгрался с новой силой. В воздухе закипела битва, сами небеса, бывшие преждетолько безучастными свидетелями происходящего, пришли в движение. Начиналсябунт естественных и сверхъестественных сил. В какое-то мгновение Нэнси оторвалоот Генри, но они тут же снова соединили руки, охваченные единым порывомсамосохранения. Дважды метель сбивала их с ног, и они пробирались ползком, покаслучайная промашка врага не позволяла им встать. Едва живые, добрались они дооткрытой двери, как до безопасной гавани. Но для спасения следовало предпринятьеще кое-что. Генри, спотыкаясь, добрел до кухни и позвал на помощь. Однаслужанка занялась Нэнси, вторая вытерла пол и вместе с Генри заперла дверь.Едва был задвинут засов, как Генри рухнул без сил прямо на пол, разом забыв и освоем плане, и о своем крахе, и о своем достижении.

Сибил Кенинсби шагнула в метель. Ветер обжег лицо и едва несбил с ног. Она не обратила на это внимания. Ветер раскачивал ее тело, но самаСибил без труда подчиняла себя тому единственному, что открылось ей в жизни:щедрости Любви. Она склонялась перед ветром не от бессилия, а так, как верующийпреклоняется перед внешними проявлениями Бога, позволяющими полнее ощутить своеединство с Ним. Сибил на миг замерла, словно в ожидании радостной обещаннойвстречи, и ветер не обманул ее ожиданий, позволив удерживать равновесие. Иснова ее наполнила безмятежная удовлетворенность.

Это ощущение было чистой радостью. Знание и благодарностьслились, а радость стала следствием их союза. Стоило направить ее вовне, какона возвращалась обратно; Лотэйр Кенинсби, к которому устремились помыслыСибил, где бы он не был, уже попал в сферу этого возвратного движения. Теперь вумиротворенности Сибил появился новый оттенок. Она сосредоточилась на брате;она собрала внутри себя все, что знала о нем, и растворила в себе это знание. Ивсе вокруг обрело свои истинные места и формы.

Такого состояния, в котором интересующие ее вещи и людибольше не требовали мысленного контроля, а возникали словно из небытия так желегко и естественно, как они существовали независимо от Сибил, — такогосостояния даже она достигала нечасто. Это искони присущее человеку наивысшеесостояние было искажено в ней, как и во всех прочих, грубым господствомсобственных желаний. Когда она открыла истинный закон, когда узнала, что имеетправо и силу владеть всем просто потому, что полностью владеет собой, на пути кполной свободе все еще оставалось множество препятствий. Дни проходили встраданиях, ночи — в молитвах, прежде чем ее одинокая душа смогла найтиспасение, а суетные желания, равно как и не праведные мечтания, угасли. Былпериод, когда прирожденная веселость — естественное следствие быстрого ума —оставила ее. Брат называл такие состояния просто: «Сибил что-то хандрит».Каждый раз она чувствовала себя при этом чуть ли не предательницей, посколькусчитала радость долгом каждого человека по отношению к окружающим. Онапопыталась заставить себя выглядеть веселой. Старания не увенчались успехом,зато принесли ей подлинный подарок.

Едва ли она помнила, когда именно слово Любовь сталоозначать для нее самое великое в человеке. То один, то другой случай высвечивалв сознании эту мысль. Однажды незадолго до смерти мать сказала ей: «Люби,Сибил, если осмелишься; если нет, признай это» А как торжественно звучало слово«Любовь» у великих поэтов, особенно когда она в юности читала Данте. Вспомнилсяи какой-то проповедник в поезде, сунувший ей брошюру: «Люби Господа илипопадешь в ад». Только много лет спустя она смогла понять, насколько точна былаформулировка. Будущее время стоило бы заменить настоящим: «Либо ты любишь Бога,либо пребываешь в аду». Правда, необходимость слова «Бог» тоже вызывала у неенекоторые сомнения.

По ее мнению, Любовь была вполне самодостаточна. Она все ещепыталась радоваться, когда однажды шла по Кингсуэй и внезапно осознала, чтонезачем ни пытаться, ни радоваться: надо только оставаться в покое и позволитьрадоваться самому Божеству, поскольку того требует Его собственная природа.Порой она забывала об этом; ее смертное земное начало время от временипорывалась действовать, приводя ее в смятение и затмевая Его тонкие проявления.Но такое случалось с ней все реже; воля Судьбы, имя которой и есть Любовь, всеполнее овладевало ее существом.

Сила Любви вела Сибил и теперь; мысли ее сосредоточились набрате. Она вышла с подъездной аллеи на дорогу и осмотрелась. Едва ли онарассчитывала сразу же увидеть Лотэйра; нет, ее задача заключалась в том, чтобыискать. Ее не удивляло, что она так легко шла сквозь вьюгу, ведь на самом делешла не Сибил — шла сама Любовь, и не буре заступать ей дорогу. А буря, между тем,разыгралась поистине величественная; Сибил благоговела перед грозной силойстихии. Она мельком подумала, что Лотэйр сейчас вряд ли разделяет ее чувства.Хорошо бы, конечно, суметь показать ему, как прекрасна эта слепая мощь. Тогдабы они могли порадоваться вместе. А если бы к ним присоединились Нэнси, Генри,Аарон Ли, Ральф, и все прочие тоже, было бы совсем замечательно. На миг ейпривиделось человечество, ликующее среди всей этой грозной красоты, где радостьтворения отвечала радости Творца.

Наверное, Лотэйр сбился на развилке, свернув к холмам. Еслидо перекрестка она не встретит брата, то как же ей быть: идти вперед или тожеповернуть к холмам? Она давно поняла: Любовь требует, чтобы человек сначаласделал все, что в его силах, а потом уже полагался бы на Нее. Любовь можетсоизволить воспользоваться услугами разума, но лишь в том случае, если ондолжным образом подготовлен. Поэтому Сибил начала размышлять и тут жеспоткнулась обо что-то.